Читаем The Price (ЛП) полностью

Дерек пытается сохранить непроницаемое лицо, но эмоций так много, что их не сдержать. Он сжимает челюсть, а в глазах отражаются боль и потеря. И предательство.

Для этого у Стайлза тоже был воображаемый каталог: гамма яростных выражений лица Дерека от «давай, шути уже и оставь меня в покое» до «мне безумно нужны шестичасовые обнимашки, но, скорее всего, я убью любого, кто попробует это сделать».

Глаза Дерека не выглядели такими уязвимыми с тех пор, как умер Бойд. И Стайлзу не всё равно, даже если он уже не любит. Дерек все ещё часть стаи.

Так что он не отступает, несмотря на то, как неловко себя чувствует. Он медленно делает шаг вперед, поднимая руку и легонько касаясь щеки Дерека — отголосок жеста, который он когда-то хотел сделать.

— Я помню, как сильно был влюблен в тебя.

Глаза Дерека — открытые раны. Он судорожно вздыхает и медленно наклоняется, и Стайлз позволяет себя поцеловать. Позволяет мягким губам прикоснуться к своим, позволяет пятидневной щетине царапать щеку, Дерек хватается за его рубашку, целуя сильнее, и из его горла вырывается отчаянный, страстный стон. Стайлз сильнее жмурит и без того закрытые глаза и пытается напомнить себе, что всего три месяца назад это было бы гораздо больше, чем просто приятно, что три месяца назад этот звук разрушил бы его.

Он медленно открывает глаза, когда Дерек наконец отстраняется — бледный, задыхающийся и дрожащий — ища на лице Стайлза что-то, что тот не может дать.

— А где мне найти ведьму, чтобы она забрала это и у меня?

Стайлз спокойно выдыхает.

— Весь город был в опасности, Дерек. Целый город, даже ты. Хочешь, чтобы я сказал, что сожалею об этом? Я не могу об этом сожалеть. В смысле, я сожалею, что это безусловно сейчас причиняет тебе боль, и какой-то части меня вроде любопытно, совершили бы мы когда-нибудь этот безумный поступок, но… — он замолкает, качая головой. — Кто-то должен был это сделать, и я сделал, и сейчас со мной всё в порядке.

— Сейчас с тобой всё в порядке, — вторит ему Дерек.

Это могло бы прозвучать горько или иронично, с сарказмом или сомнением, но Стайлз чувствует, что он на самом деле находит утешение в этом знании.

…Проклятье.

Заключил сделку Стайлз, а расплачивается Дерек, и он ещё переживает, в порядке ли Стайлз.

Они могли бы так сильно любить друг друга…

Это абстрактное осознание: приглушенное, далекое, неуловимое. И впервые почти за три месяца Стайлз задается вопросом, а действительно ли с ним всё в порядке?

========== Глава 3.1 ==========

Он с трудом заставляет себя вылезти из постели. Всё тело болит, но это приятная боль, которая остается лишь сладким послевкусием. Он выгибает спину, просто чтобы почувствовать больше этого огня, и улыбается.

Секс — это что-то потрясающее.

А сейчас идет менее потрясающая часть, так как Стайлз знает, что независимо от того, насколько измотан его партнер, ему никогда не хватает такта заснуть рядом после секса, чтобы Стайлз мог себе позволить спокойно улизнуть. И конечно же, как только он натягивает свои джинсы и поворачивается, пара переменчивых зеленых глаз смотрит на него с тихой надеждой.

…Стайлз реально ненавидит эту часть.

Часть, где он знает, что должен паршиво себя чувствовать. Часть, где он накидывает рубашку на плечи, не отводя взгляда от глаз мужчины напротив, и с нажимом произносит:

— Я не могу.

Знакомая боль мелькает в этих глазах — даже спустя всё это время — прежде, чем исчезнуть. Принятие. Дерек кривит губы в намеке на печальную улыбку, закрывает глаза, и Стайлз быстро сваливает из лофта.

***

— Это неправильно, понимаешь? То, что ты делаешь, — Скотт сидит у него на кухне, когда Стайлз возвращается домой, и его челюсть стиснута так, будто он готовился к этому разговору.

Ну да, распланировал свою Альфа-речь о том, что правильно и неправильно, о нормах морали, которые не вписываются в мир, где человек может потерять контроль над собой, если ему луна не так посветит, или убить, потому что японский демон-лис в его голове приказал ему; или в один день проснуться с одним комплектом чувств, а на следующий — с другим.

Кто, черт возьми, сказал, что правильно, а что лишено морали?

— Он хочет этого, — говорит Стайлз, кидая ключи на тумбочку и чувствуя, как губы слегка дергаются в ухмылке, несмотря на неодобрительный взгляд Скотта. — Он хочет меня. Это никому не вредит.

— Это причиняет ему боль именно потому, что он этого хочет, — Скотт откидывается назад, расстроенный и серьезный.

Вечно серьезный Скотт. Вот почему он никогда не должен был об этом узнать.

***

Это не начинается постепенно или незаметно. Они проваливаются в это без предупреждения, без медленного сближения или какого-нибудь романтичного, сентиментального дерьма. Может быть, в другой жизни могли бы; может быть, в другой жизни Стайлз смаковал бы каждую секунду, неторопливо этим наслаждаясь. Но в этой жизни у Стайлза нет таких эмоций, чтобы жалеть об этом.

Он продал свою душу (любовь) дьяволу (ведьме).

И когда сломленный, с тусклым взглядом, недвусмысленно полураздетый Дерек хватает его за рукав и просит Стайлза его трахнуть, ему даже в голову не приходит сказать «нет».

Перейти на страницу:

Похожие книги

Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище

Настоящее издание посвящено малоизученной теме – истории Строгановского Императорского художественно-промышленного училища в период с 1896 по 1917 г. и его последнему директору – академику Н.В. Глобе, эмигрировавшему из советской России в 1925 г. В сборник вошли статьи отечественных и зарубежных исследователей, рассматривающие личность Н. Глобы в широком контексте художественной жизни предреволюционной и послереволюционной России, а также русской эмиграции. Большинство материалов, архивных документов и фактов представлено и проанализировано впервые.Для искусствоведов, художников, преподавателей и историков отечественной культуры, для широкого круга читателей.

Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев

Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное