Читаем The “Russian” Civil Wars, 1916–1926: Ten Years That Shook the World полностью

На юге временное латвийское правительство, сформированное из Латышского народного совета (Таутас Падоме), хотя и было провозглашено (18 ноября 1918 года) в Риге, прикрытой пушками британских военных кораблей, не имело такой естественной защиты и столкнулось с серьезными проблемами, в виде мощного пробольшевистского рабочего движения (особенно среди пролетарского населения, как русского, так и латышского, Риги и других городских центров) и отвлекающего присутствия немецкого фрайкорпуса, с которым он вскоре вступил в открытый конфликт (в так называемой ландесверной войне). Воспользовавшись этим (и большим количеством латышей, особенно латышских стрелков, в своих формированиях) советское командование создало из частей 7-й Красной армии Красную армию Советской Латвии, которая без сопротивления прошла через Тарту (Дерпт) и Валк, когда их немецкие гарнизоны бежали, и 3 января 1919 года взяла Ригу. Там они установили Латвийскую Советскую Социалистическую Республику (провозглашенную 17 декабря 1918 года и уже признанную РСФСР), ограничив националистический режим небольшим анклавом вокруг Лиепаи (Либау). Однако латышский советский режим (во главе с ревностным большевистским юристом Петерисом Стучкой) оказался крайне непопулярным. Особое неприятие у местного населения вызвали усилия Стучки по внедрению ранних форм коллективного земледелия в сельской местности. Идеологически жесткие латышские большевики, отмечая, что в их губерниях крепостные были освобождены без земли в 1816-18 годах (и тем самым пролетаризированы), а русские крестьяне получили земельные наделы в ходе освобождения 1861 года (и тем самым привили мелкобуржуазную привязанность к частной собственности), считали, что в Латвии возможен прямой переход к социалистическим формам производства. Они ошибались. Более того, следствием дидактизма латышских большевиков стало то, что они не испытывали никакого желания сотрудничать с небольшевистскими социалистами - даже местных левых эсеров они сторонились. Действительно, режим Стучки установил широкомасштабный террор против всех врагов, реальных и мнимых.

По словам одного из свидетелей в Риге, сына царского генерала, "первые казни состоялись примерно через месяц после того, как красные вошли в город. Ночью в лесу под Ригой, называемом Бикернским лесом, были расстреляны тринадцать известных граждан". За этим последовал период "финансового террора", когда Латвийская ССР пыталась разорить буржуазию путем "отмены денег" и различных налогов (поборов). В сочетании с катастрофическими последствиями политики большевиков в сельской местности результаты были ужасны и предсказуемы:

Рига, в прежние времена честный и цветущий город, теперь имела вид умирающего города... Повсюду создавалось впечатление, что город охватила злобная, все уничтожающая чума. В кварталах, где жила зажиточная буржуазия, окна и двери многих домов стояли нараспашку. Дома были покинуты своими хозяевами и стояли пустыми... Даже животные покинули улицы... Ни одна птица не порхала в воздухе, ни один петух не прокричал. Что касается собак и кошек, верных спутников каждого человека, то все они, похоже, разбежались или попрятались, потому что ни одной из них не было видно.

Это было симптомом более широкого недомогания: в целом национал-коммунистическое руководство советских республик, созданное по указке Москвы, чтобы покрыть пилюлю советизации слащавым национальным фасадом после наступления Западного фронта, оказалось менее гибким, чем Москва, в плане достижения договоренностей с местными националистами, даже социалистического толка. Они были склонны рассматривать слияние с более крупным государственным образованием (Советской Россией) не как ретроградное порабощение, а как прогрессивную интернационализацию и в целом придерживались не линии Ленина, а линии Розы Люксембург по национальному вопросу, отвергая понятие национального самоопределения. Примечательно, что даже когда Ленин пытался убедить их хотя бы разрешить небольшевистским социалистическим партиям участвовать в выборах в новых оккупированных регионах, Люксембург была назначена почетным председателем очень влиятельного Центрального бюро коммунистических организаций оккупированных территорий РКП(б), которое готовило кадры для создания новых правительств в Прибалтике по мере продвижения Западного фронта Красной армии.

Перейти на страницу:

Похожие книги

«Рим». Мир сериала
«Рим». Мир сериала

«Рим» – один из самых масштабных и дорогих сериалов в истории. Он объединил в себе беспрецедентное внимание к деталям, быту и культуре изображаемого мира, захватывающие интриги и ярких персонажей. Увлекательный рассказ охватывает наиболее важные эпизоды римской истории: войну Цезаря с Помпеем, правление Цезаря, противостояние Марка Антония и Октавиана. Что же интересного и нового может узнать зритель об истории Римской республики, посмотрев этот сериал? Разбираются известный историк-медиевист Клим Жуков и Дмитрий Goblin Пучков. «Путеводитель по миру сериала "Рим" охватывает античную историю с 52 года до нашей эры и далее. Все, что смогло объять художественное полотно, постарались объять и мы: политическую историю, особенности экономики, военное дело, язык, имена, летосчисление, архитектуру. Диалог оказался ужасно увлекательным. Что может быть лучше, чем следить за "исторической историей", поправляя "историю киношную"?»

Дмитрий Юрьевич Пучков , Клим Александрович Жуков

Публицистика / Кино / Исторические приключения / Прочее / Культура и искусство
Набоков о Набокове и прочем.  Рецензии, эссе
Набоков о Набокове и прочем. Рецензии, эссе

Книга предлагает вниманию российских читателей сравнительно мало изученную часть творческого наследия Владимира Набокова — интервью, статьи, посвященные проблемам перевода, рецензии, эссе, полемические заметки 1940-х — 1970-х годов. Сборник смело можно назвать уникальным: подавляющее большинство материалов на русском языке публикуется впервые; некоторые из них, взятые из американской и европейской периодики, никогда не переиздавались ни на одном языке мира. С максимальной полнотой представляя эстетическое кредо, литературные пристрастия и антипатии, а также мировоззренческие принципы знаменитого писателя, книга вызовет интерес как у исследователей и почитателей набоковского творчества, так и у самого широкого круга любителей интеллектуальной прозы.Издание снабжено подробными комментариями и содержит редкие фотографии и рисунки — своего рода визуальную летопись жизненного пути самого загадочного и «непрозрачного» классика мировой литературы.

Владимир Владимирович Набоков , Владимир Набоков , Николай Георгиевич Мельников , Николай Мельников

Публицистика / Документальное