Читаем The Silent Woman: Sylvia Plath And Ted Hughes полностью

Сам Томас не подтвердил и не опроверг рассказ Альвареса: он уехал из Лондона, от него не было вестей и ничего о нем не было слышно до 1986-го года, когда он вновь всплыл на поверхности легенды Плат. Письмо Элизабет Зигмунд в “Observer

” с протестом против того, как Плат характеризовали в колонках издания, привлекли его одобрительный взгляд и побудили написать Зигмунд через газету. После этого Зигмунд перенаправила семидесятидевятилетнего Томаса к Роше, а та уговорила его изложить свои воспоминания на бумаге. По ее настоянию он предоставил машинописную рукопись на двадцати семи страницах, а в 1989-м году сделал фотокопии и переплет для двухсот экземпляров - это была хроника двух месяцев его знакомства с Плат на Фицрой-Роуд, 23, а также - отчет о том, что он видел и слышал в доме в течение несколькиз месяцев после ее смерти. Мемуары под названием “Сильвия Плат: Последние встречи” - выдающийся документ. Подобно мемуарам Дидо Мервин, это - стремительный и яркий автопортрет, и так же, как Дидо, Томас вспоминает Плат без теплоты. Но в отличие от Дидо Томас не унижает Плат, чтобы возвеличить Хьюза: о нем он тоже отзывается плохо. На самом деле его не интересуют ни Плат, ни Хьюз. Он дает понять, что интересует его только его собственная жизнь. То, что он вообще был знаком с Плат - просто еще один аспект невезения, которое преследовало его всю жизнь. “С тех пор, как в сентябре 1962-го года меня бросила жена, я отчаянно искал квартиру, где мои сыновья Жиль и Джошуа могли бы жить со мной”, - пишет Томас на первой странице “Последних встреч”. В один прекрасный день в конце октября или в начале ноября, вскоре после того, как Сильвия написала восторженное письмо миссис Плат, сообщая о том, что нашла дюплекс на Фицрой-Роуд, Томас тоже увидел квартиру и тоже влюбился в нее. Проблема была в высокой арендной плате: он не был уверен, что сможет собрать деньги, необходимые для того, чтобы внести плату за три месяца вперед, и попросил риэлтора придержать дюплекс до следующей недели, риэлтор согласился. Но когда Томас позвонил в понедельник, чтобы сказать, что берет квартиру, оказалось, что она уже ушла. Риэлтор “сказал мне, что молодая супружеская пара с двумя маленькими детьми, мистер и миссис Хьюз, смотрели квартиру в воскресенье, и, поскольку он почувствовал, что они нуждаются в этой квартире больше, чем я, отдал им дюплекс, а для меня зарезервировал квартиру на первом этаже”. Далее Томас пишет:

“Я был очень зол, потому что квартира на первом этаже была слишком маленькой. А еще я чувствовал, что меня каким-то образом обманули. Хотя сейчас они жили раздельно, Тед Хьюз ей помогал, ходил с ней к риэлторам, которые вряд ли сдали бы квартиру одинокой женщине с двумя детьми. Через несколько лет я узнал, что миссис Хьюз заплатила за год вперед и подписала договор аренды на пять лет. Неудивительно, что риэлторы думали, что они нуждаются в квартире намного больше, чем я”.

 

Хотя квартира на первом этаже Томасу не подходила, он на нее согласился. “Мне пришлось выжать всё возможное из плохой сделки, - жалуется он. - Я перевез свои вещи со склада и запихнул в квартиру...Для мальчиков пришлось соорудить двухъярусную кровать”. Причиной для такого загадочного компромисса - конечно же он мог бы поискать где-то квартиру побольше - была голубая керамическая табличка с фамилией Йетса. В юные годы в Ливерпуле Томас осуществил постановку пьесы Йетса “У ястребиного колодца”. Он был продюсером, актером и художником по костюмам. Томас верил в оккультные науки и чувствовал, что “должен” жить в доме Йетса на Фицрой-Роуд. Но вовсе не чувствовал себя обязанным помогать или хотя бы быть вежливым с молодой женщиной, которая переехала в квартиру наверху, и в своих мемуарах он с каким-то наслаждением описывает различные случаи, когда не помог ей или был невежлив. Когда Плат в день приезда случайно закрылась с плачущими детьми в квартире и воззвала к Томасу о помощи, “Мне пришлось развеять ее надежды на ключи, поскольку у меня были ключи только от своей квартиры. Последнее, чего мне хотелось - это оказаться втянутым в эту историю, так что я посоветовал ей позвонить в полицию и ушел по делам”. В другой ситуации, во время сильного мороза, когда лежал глубокий снег и Плат не могла завести машину, “она хотела, чтобы я вышел из дома и повернул этот тяжелый домкрат, который засовывают под машину, чтобы ее завести. Я отказался, потому что, если у вас нет для этого навыков, можно сломать большой палец или даже кисть руки”. Томас сообщает, что Плат бросала свой мусор в его мусорный ящик, вместо того, чтобы завести свой, и перегородила коридор детской коляской. “Думаю, будет корректным сказать, что я не невзлюбил ее явно”, - пишет он. Затем добавляет:

Перейти на страницу:

Похожие книги

12 Жизнеописаний
12 Жизнеописаний

Жизнеописания наиболее знаменитых живописцев ваятелей и зодчих. Редакция и вступительная статья А. Дживелегова, А. Эфроса Книга, с которой начинаются изучение истории искусства и художественная критика, написана итальянским живописцем и архитектором XVI века Джорджо Вазари (1511-1574). По содержанию и по форме она давно стала классической. В настоящее издание вошли 12 биографий, посвященные корифеям итальянского искусства. Джотто, Боттичелли, Леонардо да Винчи, Рафаэль, Тициан, Микеланджело – вот некоторые из художников, чье творчество привлекло внимание писателя. Первое издание на русском языке (М; Л.: Academia) вышло в 1933 году. Для специалистов и всех, кто интересуется историей искусства.  

Джорджо Вазари

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Искусствоведение / Культурология / Европейская старинная литература / Образование и наука / Документальное / Древние книги
Адепт Бурдье на Кавказе: Эскизы к биографии в миросистемной перспективе
Адепт Бурдье на Кавказе: Эскизы к биографии в миросистемной перспективе

«Тысячелетие спустя после арабского географа X в. Аль-Масуци, обескураженно назвавшего Кавказ "Горой языков" эксперты самого различного профиля все еще пытаются сосчитать и понять экзотическое разнообразие региона. В отличие от них, Дерлугьян — сам уроженец региона, работающий ныне в Америке, — преодолевает экзотизацию и последовательно вписывает Кавказ в мировой контекст. Аналитически точно используя взятые у Бурдье довольно широкие категории социального капитала и субпролетариата, он показывает, как именно взрывался демографический коктейль местной оппозиционной интеллигенции и необразованной активной молодежи, оставшейся вне системы, как рушилась власть советского Левиафана».

Георгий Дерлугьян

Культурология / История / Политика / Философия / Образование и наука