Читаем The Silent Woman: Sylvia Plath And Ted Hughes полностью

Что касается мемуаров Томаса, Хьюзу пришлось отдать Плат на милость Томаса, но он подал на Томаса в суд, заставил его опровергнуть и извиниться - цитирую юридическое постановление от 1990 г. - за “предположение, что вечером после похорон Сильвии Плат мистер Хьюз устроил веселую и шумную вечеринку с барабанами бонго в той самой квартире, в которой Сильвия Плат за несколько дней до того совершила самоубийство, и утверждение, что целью вечеринки было “развеселить” мистера Хьюза”. Этот документ, который был зачитан на открытом судебном слушании, также содержал признание Томаса, что его предположение было ложным, и что “мистер Хьюз не присутствовал на какой-либо вечеринке, похожей на ту, которая упомянута в “Мемуарах”, и в действительности он [Томас] теперь признает, что ошибся относительно того, что такая вечеринка имела место в рассматриваемый вечер”.

Когда я начала расспрашивать Томаса о его тяжбе с Хьюзом, мы прибыли к месту назначения: маленький домик на тихой узенькой улочке, довольно бледные и придавленные двухэтажные кирпичные дома периметральной застройки - наиболее распространенная форма английского строительства. Но я оказалась не готова к тому, что увидела, войдя в дом: невероятно беспорядочный склад. Мы зашли в узкий коридор, практически непролазный из-за громоздящихся до потолка картонных коробок и ведущий в маленькую, квадратную, тускло освещенную комнату без окон. Посреди комнаты стоял круглый пластмассовый стол, окруженный поломанными стульями различных видов, а самый большой стул стоял напротив телевизора. Вдоль стен, на полу и на всех свободных поверхностях громоздились сотни, или, возможно, тысячи предметов, словно тут был магазин секонд-хенда, в который поспешно свалили товары из десяти других магазинов секонд-хенда, и на всем лежал слой пыли: не обычной временной пыли, а пыли, которая сама изнемогала под бременем пыли. Это была пыль, которая за много лет почти обрела некую объектность, некую имманентность. Через арку возле входа можно было рассмотреть темную спальню с неубранной постелью, повсюду валялись мятые постельные принадлежности и непонятные груды одежды, их окружали затененные стеллажи, на которых лежало еще больше различных предметов. Когда из гостиной мы попали на освещенную дневным светом кухню, я вздохнула с облегчением. Но облегчение это оказалось недолгим. Эта кухня оказалась по-своему самым тревожным из помещений. Здесь тоже все поверхности были заставлены предметами - сотни кухонных приборов и приспособлений, гаджеты, бутылки с жидкостями, ящики, корзины, тарелки, кувшины толпились повсюду, так что помещение утратило всю свою функциональность, здесь невозможно было готовить и потом убирать. Некуда было что-нибудь положить, негде было работать или хотя бы готовить, плита бездейстовала и превратилась в еще одну поверхность для нагромождения предметов.

Перейти на страницу:

Похожие книги

12 Жизнеописаний
12 Жизнеописаний

Жизнеописания наиболее знаменитых живописцев ваятелей и зодчих. Редакция и вступительная статья А. Дживелегова, А. Эфроса Книга, с которой начинаются изучение истории искусства и художественная критика, написана итальянским живописцем и архитектором XVI века Джорджо Вазари (1511-1574). По содержанию и по форме она давно стала классической. В настоящее издание вошли 12 биографий, посвященные корифеям итальянского искусства. Джотто, Боттичелли, Леонардо да Винчи, Рафаэль, Тициан, Микеланджело – вот некоторые из художников, чье творчество привлекло внимание писателя. Первое издание на русском языке (М; Л.: Academia) вышло в 1933 году. Для специалистов и всех, кто интересуется историей искусства.  

Джорджо Вазари

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Искусствоведение / Культурология / Европейская старинная литература / Образование и наука / Документальное / Древние книги
Адепт Бурдье на Кавказе: Эскизы к биографии в миросистемной перспективе
Адепт Бурдье на Кавказе: Эскизы к биографии в миросистемной перспективе

«Тысячелетие спустя после арабского географа X в. Аль-Масуци, обескураженно назвавшего Кавказ "Горой языков" эксперты самого различного профиля все еще пытаются сосчитать и понять экзотическое разнообразие региона. В отличие от них, Дерлугьян — сам уроженец региона, работающий ныне в Америке, — преодолевает экзотизацию и последовательно вписывает Кавказ в мировой контекст. Аналитически точно используя взятые у Бурдье довольно широкие категории социального капитала и субпролетариата, он показывает, как именно взрывался демографический коктейль местной оппозиционной интеллигенции и необразованной активной молодежи, оставшейся вне системы, как рушилась власть советского Левиафана».

Георгий Дерлугьян

Культурология / История / Политика / Философия / Образование и наука