Читаем The Story of Civilization 01 полностью

Моральный прогресс в истории заключается не столько в совершенствовании морального кодекса, сколько в расширении области, в которой он применяется. Мораль современного человека не является безусловно высшей по сравнению с моралью первобытного человека, хотя эти две группы кодексов могут значительно отличаться по содержанию, практике и профессии; но современная мораль в обычное время распространяется - хотя и с меньшей интенсивностью - на большее число людей, чем раньше.* Когда племена объединялись в более крупные единицы, называемые государствами, мораль выходила за пределы племенных границ; а когда общение - или общая опасность - объединяло и ассимилировало государства, мораль просачивалась сквозь границы, и некоторые люди стали применять свои заповеди ко всем европейцам, ко всем белым, наконец, ко всем людям. Возможно, всегда существовали идеалисты, желающие любить всех людей как своих ближних, и, возможно, в каждом поколении они были тщетными голосами, вопиющими в пустыне национализма и войн. Но, вероятно, число - даже относительное - таких людей увеличилось. В дипломатии нет морали, и la politique n'a pas d'entrailles; но в международной торговле есть мораль, просто потому, что такая торговля не может продолжаться без некоторой степени сдерживания, регулирования и доверия. Торговля началась с пиратства; она достигает своей кульминации в морали.

Немногие общества довольствовались тем, что опирались в своих моральных кодексах на столь откровенно рациональную основу, как экономическая и политическая целесообразность. Ведь индивид от природы не наделен склонностью подчинять свои личные интересы интересам группы или подчиняться неприятным правилам, для которых нет видимых средств принуждения. Чтобы обеспечить, так сказать, невидимого сторожа, чтобы укрепить социальные импульсы против индивидуалистических с помощью мощных надежд и страхов, общества не изобрели, а использовали религию. Древний географ Страбон еще девятнадцатьсот лет назад высказал самые передовые взгляды на эту тему:

Ибо, общаясь с толпой женщин, по крайней мере, или с любой распутной толпой, философ не может воздействовать на них разумом или увещевать их к благоговению, благочестию и вере; более того, необходим религиозный страх, а его нельзя вызвать без мифов и чудес. Ведь молния, эгида, трезубец, факелы, змеи, тирсусланы - оружие богов - это мифы, как и вся античная теология. Но основатели государств давали им свое одобрение как жупелам, которыми можно пугать простодушных. Поскольку такова природа мифологии и поскольку она заняла свое место в социальной и гражданской схеме жизни, а также в истории фактов, древние придерживались своей системы воспитания детей и применяли ее вплоть до зрелого возраста; с помощью поэзии они считали, что могут удовлетворительно дисциплинировать каждый период жизни. Но теперь, по прошествии долгого времени, на первый план вышло написание истории и современная философия. Философия, однако, предназначена для немногих, тогда как поэзия более полезна для широких слоев населения.96

Мораль, таким образом, вскоре обретает религиозную санкцию, потому что тайна и сверхъестественное придают ей вес, который никогда не может быть придан эмпирически известным и генетически понятным вещам; людьми легче управлять с помощью воображения, чем с помощью науки. Но была ли эта моральная польза источником или истоком религии?

IV. РЕЛИГИЯ

Примитивные атеисты

Перейти на страницу:

Похожие книги

Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза