Подобно солнцу и луне, каждая звезда содержала в себе бога или была им, и двигалась по велению обитающего в ней духа. В христианстве эти духи стали ангелами-проводниками, так сказать, звездными пилотами; и Кеплер не был слишком ученым, чтобы верить в них. Само небо было великим богом, которому преданно поклонялись, как дарителю и хранителю дождя. У многих первобытных народов слово "бог" означало небо; у лубари и динкас - дождь. У монголов верховным богом был Тенгри - небо; в Китае - Ти - небо; в ведической Индии - Дьяус Питар - "отец-небо"; у греков - Зевс - небо, "заклинатель облаков"; у персов - Ахура - "лазурное небо";108 И среди нас люди до сих пор просят "Небо" защитить их. Центральным моментом большинства первобытных мифологий является плодотворное спаривание земли и неба.
Ведь земля тоже была богом, и каждый ее аспект находился под контролем какого-то божества. Деревья обладали душами не меньше, чем люди, и рубить их было настоящим убийством; североамериканские индейцы иногда объясняли свое поражение и упадок тем, что белые сровняли с землей деревья, духи которых защищали краснокожих. На Молуккских островах к цветущим деревьям относились как к беременным; ни шум, ни огонь, ни другие помехи не должны были нарушать их покой, иначе, подобно испуганной женщине, они могли бы сбросить плоды раньше времени. В Амбойне не разрешалось издавать громкие звуки вблизи цветущего риса, чтобы он не превратился в солому.109 Древние галлы поклонялись деревьям некоторых священных лесов, а жрецы друидов в Англии почитали как священную омелу с дуба, которая до сих пор навевает приятные мысли о ритуале. Почитание деревьев, источников, рек и гор - самая древняя религия Азии.110 Многие горы были священными местами, домами богов-громовержцев. Землетрясения были пожиманием плечами раздраженных или разгневанных божеств: фиджийцы приписывали такие волнения богу земли, переворачивающемуся во сне; а самоанцы, когда дрожала почва, грызли землю и молили бога Мафуи остановиться, чтобы он не разбил планету на куски.111 Почти повсюду Земля была Великой Матерью; наш язык, который часто является осадком примитивных или неосознанных верований, и по сей день указывает на родство между материей (materia) и матерью (mater).112 Иштар и Кибела, Деметра и Церера, Афродита, Венера и Фрейя - это сравнительно поздние формы древних богинь земли, чье плодородие составляло щедрость полей; их рождение и брак, их смерть и триумфальное воскресение воспринимались как символы или причины прорастания, увядания, и весеннего возобновления всей растительности. По своему полу эти божества указывают на первобытную связь сельского хозяйства с женщиной. Когда сельское хозяйство стало доминирующим видом человеческой жизни, богини растительности стали главенствовать. Большинство ранних богов были представительницами слабого пола; их вытеснили мужские божества, предположительно как небесный рефлекс победившей патриархальной семьи.113
Как глубокая поэзия первобытного ума видит тайное божество в росте дерева, так и в зачатии или рождении ребенка она видит сверхъестественную силу. Дикарь" ничего не знает ни о яйцеклетке, ни о сперматозоиде; он видит только внешние структуры и обожествляет их; в них тоже есть духи, и им нужно поклоняться, ибо разве эти таинственные творческие силы не являются самыми чудесными из всех? В них, даже в большей степени, чем в почве, проявляется чудо плодородия и роста; поэтому они должны быть самыми непосредственными воплощениями божественной потенции. Почти все древние народы поклонялись сексу в той или иной форме и ритуале, и не самые низкие, а самые высокие люди выражали свое поклонение наиболее полно; мы найдем такое поклонение в Египте и Индии, Вавилонии и Ассирии, Греции и Риме. Сексуальный характер и функции первобытных божеств пользовались большим уважением,114 Не из-за непристойности ума, а из-за страсти к плодородию женщин и земли. Некоторым животным, таким как бык и змея, поклонялись как обладающим или символизирующим в высокой степени божественную силу воспроизводства. Змея в истории об Эдеме, несомненно, является фаллическим символом, представляющим секс как порождение зла, предполагающим сексуальное пробуждение как начало познания добра и зла, и, возможно, намекающим на некую пословичную связь между душевной невинностью и блаженством.*