The Story of Civilization 10

И вот наставник и ученик снова в деревне; и вот в тихой деревушке, вдали от сумасшедшей толпы, они встречают Софи. Здесь ("Книга V") трактат Руссо превращается в историю любви, идеализированную, но восхитительную и рассказанную с мастерством опытного писателя. После долгих рассуждений о воспитании, политике и религии он возвращается к романтике, и пока Тереза занята работой по дому, он вновь мечтает о той нежной женщине, которую находил лишь в разрозненные моменты своих странствий; и он называет ее по имени своего последнего пламени.

Эта новая Софи - дочь некогда преуспевающего джентльмена, который теперь живет в довольном одиночестве и простоте. Она здорова, мила, скромна, нежна и полезна; она быстро и спокойно помогает матери во всем; "нет ничего, что она не могла бы сделать своей иглой".95 Эмиль находит повод приехать еще раз, а она находит повод для его новых визитов; постепенно его осеняет, что Софи обладает всеми теми качествами, которые его наставник представлял как идеал; какое божественное совпадение! Через несколько недель он достигает головокружительной высоты - целует подол ее платья. Еще несколько недель, и они обручены. Руссо настаивает на том, что это должна быть формальная и торжественная церемония; необходимо принять все меры - ритуальные и прочие, - чтобы возвеличить и закрепить в памяти святость брачных уз. И вот, когда Эмиль трепещет на грани блаженства, невероятный воспитатель, бросив на произвол судьбы свободу и природу, заставляет его оставить свою суженую на два года отсутствия и отправиться в путешествие, чтобы проверить их привязанность и верность. Эмиль плачет и повинуется. Когда он возвращается, все еще чудом сохранивший девственность, он находит Софи послушно нетронутой. Они женятся, и наставник объясняет им их обязанности друг перед другом. Он велит Софи быть послушной своему мужу только в постели и на корабле. "Вы будете долго управлять им по любви, если сделаете свои услуги скудными и ценными; ...пусть Эмиль чтит целомудрие своей жены, не жалуясь на ее холодность".96 Книга завершается триединой победой:

Однажды утром... Эмиль входит в мою комнату, обнимает меня и говорит: "Мой господин, поздравьте вашего сына; он надеется, что скоро ему выпадет честь стать отцом. Какая ответственность ляжет на нас, как вы нам будете нужны! Но не дай Бог, чтобы я позволил вам воспитывать сына так же, как и отца; не дай Бог, чтобы столь сладкая и святая задача была выполнена кем-то, кроме меня. ... Но продолжайте быть учителем молодых учителей. Советуйте и контролируйте нас; нас легко провести; пока я жив, я буду нуждаться в вас..... Вы выполнили свой долг; научите меня следовать вашему примеру, пока вы наслаждаетесь отдыхом, который вы так хорошо заработали".97

После двух столетий восхвалений, насмешек и экспериментов мир пришел к общему мнению, что Эмиль прекрасен, наводит на размышления и невозможен. Воспитание - скучная тема, мы вспоминаем о нем с болью, нам неинтересно о нем слышать, и мы возмущены любым дальнейшим навязыванием его после того, как отбыли свой срок в школе. И все же из этой запретной темы Руссо сделал очаровательный роман. Простой, прямой, личный стиль завораживает нас, несмотря на некоторые цветистые возвеличивания; мы увлекаемся и отдаем себя всеведущему воспитателю, хотя не решаемся отдать своих сыновей. Восхваляя материнскую заботу и семейную жизнь, Руссо забирает Эмиля у родителей и воспитывает его в антисептической изоляции от общества, в котором ему предстоит жить в дальнейшем. Никогда не воспитывая детей, он не знает, что средний ребенок по "природе" - завистливый, жадный, властолюбивый маленький воришка; если мы будем ждать, пока он научится дисциплине без заповедей и трудолюбию без наставлений, он превратится в нерадивого, непоседливого и анархичного недотепу, неумытого, неопрятного и невыносимого. И где мы найдем воспитателей, готовых посвятить двадцать лет обучению одного ребенка? "Такая забота и внимание, - говорила мадам де Сталь (1810), - заставили бы каждого человека посвятить всю свою жизнь воспитанию другого существа, и только дедушки, наконец, были бы свободны, чтобы заниматься своими собственными делами".98