Всех его предприятий в любви, войне, бизнесе и юриспруденции Бомарше было недостаточно. Мир слов, идей и печати был еще не до конца покорен. В 1767 году он предложил Комедии Франсез свою первую пьесу "Эжени"; она была представлена 29 января 1769 года, хорошо принята публикой, но отвергнута критиками. Другая пьеса, Les Deux Amis (13 января 1770 года), провалилась, несмотря на обычную подготовку; "я заполнил яму самыми превосходными рабочими, с руками как весла, но усилия заговорщиков" возобладали над ним.115 Литературное братство, возглавляемое Фрероном, выступило против него как против чужака, тюремщика, ставшего драматургом, так же как и двор в Версале был против него как против часовщика, ставшего дворянином. Поэтому в своей следующей пьесе он заставил Фигаро описать "республику букв" как "республику волков, постоянно вцепляющихся друг другу в глотку; ... всех насекомых, мошек, комаров и критиков, всех завистливых журналистов, книготорговцев, цензоров".116
На сцене, как и в жизни, Бомарше столкнулся с целым роем врагов и победил их всех. В самый творческий момент своего многогранного гения он создал Фигаро: цирюльник, хирург, философ, одетый в атласный жилет и бриджи, с гитарой, перекинутой через плечо, с быстрым умом, готовым разрешить любую трудность, с остроумием, пронзающим ханжество, притворство и несправедливость своего времени. В каком-то смысле Фигаро не был творением - это было новое имя и форма для основной фигуры умного слуги в греческой и римской комедии, в итальянской Commedia dell' Arte, в мольеровском "Сганарелле"; но в том виде, в каком мы его знаем, все, кроме музыки, принадлежит Бомарше. Даже музыка была изначально его; он впервые написал "Севильского Барбье" как комическую оперу, которую представил в 1772 году в Итальянскую комедию; она была отвергнута, но Моцарт познакомился с этой музыкой во время пребывания в Париже.117 Бомарше переделал оперу в комедию; она была принята Комедией-Франсез и планировалась к постановке, когда из-за тюремного заключения автора (24 февраля 1773 года) пришлось отложить ее. После освобождения пьеса вновь была подготовлена к представлению, но ее отложили, поскольку автор находился под следствием в Парламенте. Успех публичной самозащиты Бомарше в его "Мемуарах" заставил театр вновь задумать постановку; она была объявлена на 12 февраля 1774 года; "все ложи, - сообщал Гримм, - были проданы вплоть до пятого представления".118 В последний момент правительство запретило спектакль, сославшись на то, что он может повредить делу, которое все еще рассматривалось в Парламенте.
Прошел еще год, пришел новый король, которому Бомарше доблестно служил, неоднократно рискуя жизнью; разрешение было получено, и 23 февраля 1775 года "Севильский цирюльник" наконец вышел на сцену. Спектакль прошел не очень удачно: он был слишком длинным, а предварительное волнение заставило публику ожидать слишком многого. За один день Бомарше пересмотрел и сократил ее, сделав хирургический шеф-повар; комедия была очищена от запутанных осложнений, остроумие освобождено от излишних рассуждений; как выразился Бомарше, он убрал пятое колесо из повозки. Во второй вечер спектакль прошел с триумфом. Присутствовавшая на спектакле мадам дю Деффан описала его как "экстравагантный успех, ... аплодировали без всяких границ".119
Принц де Конти обратился к Бомарше с просьбой написать продолжение пьесы, в котором Фигаро был бы более развитым персонажем. Автор был поглощен своей ролью спасителя Америки, но когда это было сделано, он вернулся на сцену и создал комедию, которая стала более драматичной историей, чем даже "Тартюф" Мольера. В "Женитьбе Фигаро" граф Альмавива и Розина из "Севильского цирюльника" прожили несколько лет в браке; он уже устал от чар, которые манили его столькими сложностями; его нынешнее предприятие - соблазнить Сюзанну, служанку его графини, и влюбленную в Фигаро, который стал главным камердинером графа и мажордомом в замке. Шеробин, тринадцатилетний паж, дает изящное аккомпанемент центральной теме своей телячьей любовью к графине, которая вдвое старше его. Фигаро стал философом; Бомарше описывает его как "разум, приправленный весельем и задором" - разум, приправленный весельем и задором.120-Это почти определение галльского чувства и эпохи Просвещения.