The Struggle for the Eurasian Borderlands. From The Rise Of Early Modern Empires To The End Of The First World War

В послекрымский период британские и российские государственные деятели и военные вновь оказались в глубоком разладе относительно правильного курса действий на транскаспийской границе. Российские сторонники политики наступления обрели новые влиятельные голоса, включая военного министра Дмитрия Милютина. Крымская война заставила осознать, что противостояние с Великобританией имеет евразийский масштаб. Наместник Кавказа Барятинский подчеркивал связи между Кавказом и Закаспием. Он выступал за политику противодействия британскому поражению в Иране в 1857 году, которое он считал не чем иным, как продолжением Крымской войны, призывая Петербург санкционировать российскую оккупацию территории за рекой Атрек. С этой позиции Россия могла бы доминировать на северных границах Ирана и Афганистана и уравновесить позиции Великобритании в Персидском заливе. "В противном случае война, неизбежная в будущем, поставит нас в более затруднительное положение, - писал он, - ибо англичане, расположившись вдоль Персидского залива, в Кандагаре, Кабуле и Герате, войдут в сношения с ханами Средней Азии и будут распределять между ними золото". В разгар польского восстания 1863 года Милютин, его бывший подчиненный, еще одна старая рука Кавказа, недавно ставшая военным министром, повторил и расширил эти настроения. Отмечая напряженность отношений с западными державами, он писал: "В случае войны мы не можем вступить в бой с англичанами в Европе - остается только Азия". В случае необходимости экспедиция туда была бы важна "если не для вторжения в Индию, то, по крайней мере, для отвлечения английских сил из Европы и нанесения, возможно, большего ущерба их торговым отношениям".

Схожие мотивы вдохновляли и других ярых сторонников форвардной политики, среди которых впечатляющий список: граф Игнатьев, ярый панславист, возглавлявший экспедиции в Закаспий в 1860-х годах, а позже ставший заклятым соперником Великобритании в Стамбуле; генерал Чернаев, покоритель Ташкента и командир добровольцев в Сербии в 1875 году; генерал-губернатор Западной Сибири Г.Х. Гасфорд; оренбургский губернатор,

Г.Г. Безак и генерал-губернатор Восточной Сибири Корсаков. Карьера Игнатьева служит примером самых амбициозных стремлений к империализму на пространстве от Пекина до Константинополя. Будучи главным переговорщиком по Пекинскому договору 1860 года, он вернул Приамурский и Уссурийский края, уступленные китайцам в конце XVII века, и открыл для русских купцов торговлю в городах Западного Туркестана, включая Кашгар и Или. Семнадцать лет спустя он был главным переговорщиком по Сан-Стефанскому договору (1878), который закрепил за Россией главенствующее положение на дунайском пограничье. Игнатьев не был диким фанатиком, но проницательным практиком геокультурной политики. Он считал, что Стрейты имеют огромное значение для "безопасности и процветания юга [России] и с политико-экономической точки зрения". Контроль России мог быть прямым или косвенным, а его методы - мирными или нет, в зависимости от реакции европейских держав. Если бы Россия собиралась занять Константинополь, ей пришлось бы использовать болгар, греков и армян как "послушное орудие русской политики и как постоянных союзников, исключающих всякую возможность их перехода в лагерь врага". Старый союз с Австрией был обречен Аушглейхом 1867 года, который поработил южных славян, умиротворил мадьяр и поляков, традиционных врагов России, "с которыми рано или поздно должна быть война на смерть за господство на Востоке, за единство и целостность России, за возможность сохранить и развить достигнутое вековым трудом историческое положение, предопределенное Всевышним для России - защитницы православных и самого многочисленного и сильного из славянских племен".

Главного противника перспективной политики, министра иностранных дел князя Горчакова, поддерживали Н.О. Сухозанет, предшественник Милютина на посту военного министра, и генерал-лейтенант Дюгамель, преемник Гасфорда на посту генерал-губернатора Западной Сибири и главнокомандующего Сибирской армией. Горчаков последовательно стремился избежать конфликта с Великобританией на евразийских рубежах. Он выступал за мирное удержание Транскаспийской империи с помощью дипломатии и торговли.

В меморандуме, направленном европейским державам в 1864 году, он изложил свое видение политики России в регионе. Безопасность и развитие цивилизации, утверждал он, были миссией России, не отличающейся от миссии основных европейских колониальных держав и Соединенных Штатов. Разногласия Игнатьева с Горчаковым распространялись на всю периферию Российской империи. "Основное различие между нашими взглядами, - писал он в своих воспоминаниях, - заключалось в том, что он верил в Европу, в "европейский концерт", жаждал конференций и конгрессов, предпочитал звучные фразы и блестящую дипломатию, бель-летерские постановки практическим действиям".