The Struggle for the Eurasian Borderlands. From The Rise Of Early Modern Empires To The End Of The First World War

Оккупировав Афганистан, британцы оказали давление на Иран, чтобы тот использовал свое влияние на туркменские племена и помешал русским захватить Мервский оазис. Горячие головы в Нью-Дели утверждали, что русская оккупация Мерва "будет рассматриваться как первый шаг к Герату, который является ключом к Индии". Напряжение спало, когда в результате выборов 1880 года к власти пришел Гладстон, "маленький англичанин". Британцы вновь изменили свою политику, эвакуировали Афганистан и заключили соглашение с новым эмиром Абдур Рахманом, предоставив Великобритании контроль над внешними отношениями и заложив основы буферного государства, которое просуществовало сорок лет. Однако им не удалось убедить шаха Ирана претендовать на Мервский оазис на афганской границе. Несмотря на деятельность агентов британской разведки, работавших среди туркменских племен, русские продвигались к границе афганской территории. Военный министр Милютин сдержал амбициозного русского генерала М.К. Скоболева, ветерана Русско-турецкой войны, который хотел продвинуться на юг, на иранскую территорию. Вместо этого Петербург вел тайные переговоры с Ираном, по которому была проведена произвольная пограничная линия, разделяющая туркменские племена, и которое обязывало подписавших его сторон придерживаться политики невмешательства в дела племен по обе стороны границы. Не успокоившись, Скоболев занял Мерв, последний оазис на афганской границе, спровоцировав очередной кризис "мервизны" между Лондоном и Петербургом. Длительный и напряженный период переговоров завершился в 1885-1887 годах окончательной делимитацией русско-афганской границы.

Продвижению русских значительно способствовало строительство стратегических железных дорог в Закаспии. В 1880 году линия от каспийского порта Узун-Ада вглубь туркменской территории сыграла решающую роль в успехе кампании Скоболева против текинцев и захвате Мерва. Пять лет спустя вторая очередь Транскаспийской железной дороги, проходящая вблизи иранской границы у Ашкабада, укрепила стратегические позиции России в переговорах с англичанами по поводу афганских границ. В 1888 году был завершен третий этап до Самарканда, что стало воплощением мечты генерала фон Кауфмана, первого туркестанского генерал-губернатора (1867-1881).

 

Туркестан

Туркестан был, по словам Дэниела Броуэра, "незавершенным процессом с момента завоевания Ташкента в 1865 году до распада империи в 1917 году". С самого начала планирования управления Туркестаном российские политики расходились во мнениях относительно того, следует ли навязать жесткую военную администрацию или провести структурные реформы, которые включили бы как степных кочевников, так и жителей ханств в российский гражданский порядок (граж данство). Первая группа опасалась, что "фанатичные" панисламисты, которых они связывали с мусульманскими восстаниями на Кавказе и в китайском Западном Туркестане (Синьцзян), могут распространиться на тюркское население.

Впервые он был провозглашен при Екатерине II, затем перешел из рук Воронцова и Барятинского в руки Милютина и его ставленника фон Кауфмана.

С самого начала русские столкнулись с тремя основными проблемами. Во-первых, их знания о транскаспийской границе были неполными и ошибочными. В отношениях с кочевниками они преувеличивали полномочия киргизских ханов как своих агентов и проводили политику разрушения клановых связей. Это привело к упадку кочевого образа жизни, но усилило слияние киргизов и туркмен с сартами. Урбанизированные кочевники были приобщены к художественному литературному языку с арабскими и персидскими словами и общему мусульманскому схоластическому образованию, что увеличивало трудности приобщения к русскому языку и европейской культуре. Во-вторых, бюрократия не была единой и часто была коррумпирована. Ее политика была нерешительной или противоречивой, что отражало противоречивые взгляды внутри министерств, между центром и периферией, а также между сменявшими друг друга генерал-губернаторами. В итоге российская администрация оказалась громоздким компромиссом между двумя конкурирующими политиками. В-третьих, русским приходилось иметь дело с различными типами властных отношений, представлявших собой своеобразные местные экологии. В постмонгольский период племенное население оазисов придерживалось либо идеала политического равенства, либо патриархальной власти, в то время как неплеменное население, проживавшее в городах и вокруг них, составляло ядро патриархальных государств. В племенах местные лидеры чаще всего избирались, в городах - назначались ханами и бегами. В то время как в городских центрах соблюдался исламский закон, кочевые племена имели слабое представление о шариате. Эти различия так и не были преодолены ни русскими администраторами, ни, на какое-то время, даже их советскими преемниками.