Таблетки приглушают боль, но мне этого мало, и к вечеру я, не выдержав, надираюсь в хлам. Один в комнате. Впервые притронувшись к спиртному с тех пор, как оправился после ранения. До такого состояния, что пришедший будить меня утром Хэнк (а я благополучно проспал занятия), пытается устроить мне скандал. Я просто посылаю его ко всем чертям за дверь, подкрепив это телепатическим приказом. Он в ярости, но понимает, что сделать что-то, пока голос моей совести по поводу такого использования дара заглушён алкоголем, нереально. И слава богу — попытайся он ещё раз, я мог придумать что похуже.
Я бы напился снова, но спиртное после прошлой ночи не лезет в горло. Приходится трезветь. Во второй половине дня всё ещё очень злой Хэнк притаскивает мне еду. После короткого препирательства мы сходимся на том, что пить я больше не буду (всё равно не могу), но и из комнаты не выйду. «Профессору нездоровится, ваши занятия пока будут замещать другие преподаватели» — достаточное объяснение для всех.
Однако лежать в кровати и дырявить взглядом потолок тоже оказывается несладко. Слишком много потревоженных воспоминаний решаются вновь выползти на свет. Поэтому к ночи, снова борясь с головной болью, к счастью, уже не той, я сижу за столом и проверяю накопившиеся домашние задания. Потом корректирую учебные планы, согласую бумаги, до которых не доходили руки по два месяца, про себя радуясь, что согласился сделать кабинет смежным со спальней, так что мне не приходится ни на секунду появляться в общем коридоре.
Дела кончаются к исходу третьего дня. Сидеть взаперти дольше становится просто невыносимо, поэтому утром я, делая вид, что так и надо, отправляюсь на занятия. Встревоженное внимание в мыслях окружающих преследует меня по пятам, но единственное, что я готов по этому поводу предпринять — это на деле доказывать, что со мной всё в порядке. Даже если я сам в это не очень верю. К тому же ближе к вечеру у меня по плану снова занятия с Эдди… и я не представляю, что мне с ним делать.
Но неожиданно Эдди ждёт меня, разливая вокруг радостное предвкушение, и, хотя я был готов поддаться слабости и попросить позаниматься с ним кого-нибудь ещё, это интригует меня достаточно, чтобы молча спуститься с ним в парк. Он уверенно ведёт меня к тому же месту. Не говоря ни слова, перепрыгивает через изгородь, подбегает к груде шаров, едва касаясь, проводит по ним рукой и возвращается обратно. Сразу три шара легко вспархивают вслед за ним. Это поразительно.
Эдди подбегает ко мне, светясь гордостью, и я не могу не улыбаться ему в ответ. Я и предполагал, что вес окажется для него скорее психологической преградой, но лёгкость, с которой он держит на весу каменные шары, хотя раньше дело ограничивалось лишь мелкими предметами, восхищает. Мы пробуем разные манипуляции, синхронность, дальность действия. Обсуждаем с азартом, что даётся легче, а что требует усилий и каких. Время пролетает незаметно, и я спохватываюсь, что наверняка вымотал парня, только когда начинает смеркаться. Напоследок я спрашиваю, с кем он занимался эти три дня.
— С Дэвидом, — тепло улыбается он.
Я удивленно качаю головой: обычно я привлекал Дэвида только для физических и силовых тренировок, или когда это было связано с долей риска. Навыки, основанные на концентрации и контроле, всегда предпочитал оставлять за собой, считая, что мой дар тут лучший помощник. Отпустив Эдди, я еду искать Дэвида.
Он обнаруживается у края просторной поляны, на которой занимаются Алекс с Шоном. Алекс с силой бросает вверх лёгкие диски, а его друг пытается сбивать их звуковой волной. Дэвид обманчиво расслабленно наблюдает за ними, полуприкрыв глаза, и когда я подъезжаю, не оглядываясь, протягивает мне пару наушников. Разговаривать рядом с тренирующимся Шоном было бы сложно, а телепатией я пользоваться не спешу, с удовольствием наблюдая за работой парней. В сгущающихся сумерках диски плохо видно даже на фоне неба, но, похоже, они сами решили усложнить себе задачу. Когда они меняются, мы, наконец, можем снять наушники.
— Я только что занимался с Эдди, — начинаю я. — Он меня удивил. — Дэвид мычит что-то одобрительное, но не отрывает взгляда от поляны. — Мне давно казалось, что он готов уже к совсем другому уровню… просто ему чего-то не хватало. — Дэвид чуть наклоняет голову вбок. Не знай я его достаточно, мог бы обидеться на такие ответы, но я просто продолжаю: — Как ты это сделал?
— Я сказал, что вижу, как он поднимает их.
— …Чёрт. Это так и было?
— Нет, это не было определено.
— Ты соврал?
— Он же поднял. Так что не слишком.
Я качаю головой. Логику Дэвида не всегда просто ухватить, но результат…
— Кажется, мне есть, чему у тебя поучиться.
Он улыбается уголками губ. Потом добавляет:
— Вы обращали внимание, как ему важен физический контакт с предметом, чтобы потом им манипулировать?
— Это может быть психологическим фактором, — возражаю я.