There's no professor here (СИ)

Но это становилось всё сильнее. Уже не нити — настоящие ментальные канаты связывали нас, словно так я пытался заполнить ту пустоту в своей душе. И как остановить это, я не знал. Сейчас, обернувшись назад, я могу сказать, что мной руководил бессознательный страх, страх их всех потерять… их тоже. Но тогда я не признавал и не осознавал его, а значит, и контролировать это не мог. Однажды, раздираемый сомнениями, я решаюсь поговорить об этом с самими ребятами.

*

Том вообще не понимает проблему. Нескладно пожимая плечами, он машет рукой в сторону Чарли, сразу оглянувшегося на нас с дальнего конца площадки.

— Чего плохого в этом, это же просто контакт. Мы с Чарли связаны куда сильнее, но мне никогда не приходило в голову искать от этого беды.

— Но вы — не Чарли! — только и могу воскликнуть я.

— Но вы и не пытаетесь нами управлять, — Том снова пожимает плечами и считает тему исчерпанной.

*

— Это удобно, — чуть хмурится Хэнк. — Вы можете позвать в ту же секунду, если что-то случится или что-то будет нужно.

Я даже не пытаюсь спорить, слишком много раз я именно так и делал.

*

— Ну, не знаю, — закусывает губу Алекс. — Мне это не кажется излишним. Если честно, — он замолкает на пару секунд, — это по-своему… важно. Осознавать, что я могу закрыть глаза и подумать: «Профессор, мне не помешал бы ваш совет…» — и быть услышанным. У меня нет дара телепатии, чтобы осуществить такое самому, и это именно та связь, о которой вы говорите, даёт мне такую возможность. Это много значит для меня.

*

И я сдаюсь. Позволяю этим связям развиваться и крепнуть, навсегда связывая меня с множеством таких дорогих мне людей. Тем более, что я уже не представляю себя без этого. Это чувство — первое, что я ощущаю, проснувшись, — напоминает мне, что у меня есть повод вставать и без устали работать весь день. И оно дарит мне чувство порядком забытого спокойствия.

====== Часть 3 ======

Первым действительно крепким орешком для меня становится Лоора. Причём отчасти я предвижу это, ещё когда понимаю, кого и откуда мне придётся забирать. Даже для меня, телепата, давно прошедшего этап бесконтрольных вспышек способностей и научившегося отключаться, когда это нужно, пара часов пребывания в доме для умалишённых — немалое испытание. Что говорить о совсем юной девочке-эмпате, без малейшего навыка экранирования, мешающей свои и чужие эмоции в одну ужасающую кучу и вынужденную провести там без малого четыре месяца.

Врачи считают её безнадёжной. Я же понимаю, что говорить хоть что-то о её состоянии можно будет только, когда мы увезём её подальше отсюда. Я не уверен. Но когда нас пускают к ней и, повинуясь моей воле, чужие эмоции в её голове стихают, и она поднимает на меня глаза — я понимаю, что надежда всё-таки есть. Совсем зыбкая — её сознание очень нестабильно и почти подавлено за эти месяцы, но она ещё хочет бороться.

Я мог бы просто внушить врачам отпустить её со мной, даже с бумагами бы проблем не возникло — у Лооры не было известно ни родителей, ни опекунов, ни даже настоящего имени, только то, которым она когда-то назвала себя сама. Но поскольку мне надо убедить не только их, но и её, я выбираю другой путь. Врачам я достаточно убедительно плету что-то об испытаниях нового лекарства, для которых Лоора подошла бы как нельзя лучше, телепатически только снижая их уровень критичности. Лооре же терпеливо и осторожно объясняю, отчасти словами, отчасти образами, что могу показать ей способ уйти отсюда, если она готова делать то, что я скажу.

Далее следует демонстрация «эффективности» лекарства. Лоора стоит перед врачами и медленно, неуверенно отвечает на их вопросы. Я не управляю ею, только подсказываю, когда она сбивается, держу блоки, заглушающие чужие эмоции, и поддерживаю осторожно её сознание, слишком слабое для таких испытаний и пытающееся то и дело ускользнуть от реальности. Но с каждой минутой она ощущает себя всё увереннее, и, когда мы выходим оттуда, я уже точно знаю, что приехал не зря. Но это ещё только начало.

Первую неделю я вынужден посвятить ей практически полностью. Особняк тоже не самое спокойное в эмоциональном плане место, хотя и получше психушки. Надеюсь. Но пустых уголков в нём ещё достаточно, и для начала мы с ней обосновываемся в одном из них. Из записей в её истории следует, что ей около тринадцати лет и что она не помнит ни родителей, ни своего полного имени, ни вообще большей части своей жизни. Это на момент поступления, далее её состояние стремительно ухудшалось по необъяснимым для врачей, но вполне понятным для меня причинам, и они вскоре потеряли возможность контакта с ней.