There's no professor here (СИ)

— Я знаю. Надолго я и не уеду, надеюсь, пары месяцев хватит. Но даже так мне будет очень всего этого не хватать.

— Ох, мы справимся как-нибудь, не переживай за нас, — я не могу не улыбнуться, почувствовав, что на самом деле тревожит его больше всего.

Томас смущенно смеётся:

— Вечно так, говоришь вам об одном, а вы поймёте всё не так… но правильнее.

— От телепатии не скроешься. Конечно, ты можешь попросить меня не читать твои мысли…

— Никогда!

Мы смеёмся над старой шуткой, но потом лицо Тома снова становится серьёзным.

— Я узнавал, в кампусе не будет места для Чарли. Точнее, я наверняка смогу его туда протащить, но ему придётся сидеть взаперти целыми днями, в маленькой комнатке, что будет для него сущим адом. Поэтому вы не будете возражать, если он останется пока здесь? Я сумею объяснить ему, что он должен вести себя хорошо и слушаться вас, как меня самого.

— Насчет последнего сомневаюсь, но, конечно, я не стану возражать. Мы все любим его, да и он привык к простору особняка. Сам-то ты как, готов к такому?

— Не представляю ещё, как мы оба это переживём… Но вы правы, такой шанс не стоит упускать. А вернусь я совсем скоро, и соскучиться не успеете.

Через неделю мы провожаем его в аэропорт. Перед отъездом он долго сидит в обнимку с Чарли, закрыв глаза и зарывшись пальцами в шерсть. Не знаю, что он наговорил ему, но после этого пёс ходит за мной тенью, внимательно ловя каждый жест. И оказывается способен немало помогать в самых неожиданных вещах. А ещё рядом с ним я словно ощущаю едва уловимое присутствие Томаса. Удивительная они всё-таки парочка.

А потом всё начинает рушиться, нарастая как снежный ком. Обостряется ситуация во Вьетнаме, и по стране прокатывается волна призыва. Я до последнего не думаю об этом, я знаю точно, что никому не отдам своих учеников, свою семью. Неважно, сколько раз за ними придут, неважно, чего мне это будет стоить, но моей силы хватит, чтобы никому не позволить забрать их у меня.

Но всё случается не так, как я хотел, и удар настигает с другой стороны. Они сами приходят ко мне. Смотрят спокойно и уверенно. И я понимаю, что нет у меня такой силы, чтобы защитить их, если они сами этого не хотят. Я обещал себе уважать их выбор.

— В конце концов, — хлопает меня по плечу Алекс, — прятаться здесь — это не то, чему вы нас учили. Там мы сможем принести больше пользы… и на деле доказать, что всё это было не зря.

И они уходят, все старшие ученики и Дэвид. И как бы я не убеждал себя, что это правильно, в глубине души я снова чувствую себя… преданным. Остаются младшие классы, большая часть девушек из старших и Хэнк. Верный Хэнк, которому не составило труда самому обвести вокруг пальца комиссию.

Недели две я привыкал к пустоте коридоров и слишком тихим вечерам. Даже малыши чувствуют себя подавленно и неуютно в общей атмосфере и не спешат, как обычно, шалить. Хэнк старается как может, но ему тоже не хватает ребят: уроков в мастерской, тренировок в окрестностях особняка, просто постоянного присутствия, пусть и сдобренного острыми шуточками Алекса. Весна постепенно вступает в свои права, но кажется, что только на улице. В коридорах и залах особняка время застыло в одном из промозглых зимних вечеров. Я надеялся втайне, что к началу мая вернётся из Оклахомы Том, и хотя бы он поможет разогнать эту тоску. Но эта надежда рушится, когда от него приходит письмо — он тоже был призван, прямо из Оклахомы, просит не волноваться и позаботиться, пока его нет, о Чарли. Говорит, что постарается вернуться, как только это будет возможно. Я чувствую себя немного глупо, когда читаю его письмо вслух для Чарли, но тот смотрит на меня своими умными глазами и тихо вздыхает. В какой-то момент мне начинает казаться, что я слышу его тоску, но, наверное, это просто разыгралось воображение. Эмоции животных — не моя стихия.

Я беру на себя больше уроков, не позволяя совсем провалиться в уныние, больше индивидуальных занятий по развитию способностей, наплевав местами на осторожность. Без Дэвида многие вещи внезапно становятся куда сложнее, но я не могу оставить всё только Хэнку, даже несмотря на ограниченность в движении.