This one. Книга третья. Путь к бродяге (ЛП)

Кеншин был в этой комнате бесчисленное количество раз, в вечера отдыха, в вечера серьезных дискуссий и эмоциональных потрясений.

Теперь это была просто комната.

Они обменялись приветствиями и обычными любезностями, прежде чем Кацура-сан дал леди Икумацу знак рукой, и она грациозно поднялась, оставляя их в наедине.

В тишине Кацура-сан начал традиционную чайную церемонию.

Кеншин был немного расстроен этим. До этого он не был активным участником чайных церемоний, даже если теоретически знал все шаги и видел их много раз. Будучи телохранителем Кацуры-сана, он видел, как его лидер использовал церемонию как метод оценки своих врагов, способ ведения переговоров с трудными противниками и политических игр с влиятельными людьми, но прямо сейчас его лидер казался необычайно спокойным, очищая посуду для приготовления чая, разводя огонь и устанавливая чайник на место.

Кеншин не знал, почему, но подумал, что Кацура-сан решил провести эту церемонию, потому что отметил, как Кеншин приготовился, вероятно, предпочитая поучаствовать в вежливых процедурах, которыми обычно занимались самураи. Так что это была не последняя игра сил, а просто жест уважения.

Эта мысль принесла ему утешение, настолько, что он позволил себе расслабиться и впервые поучаствовать в церемонии, задавая правильные вопросы и пробуя приготовленный для него чай.

Это формальное дело не позволяло говорить, и Кеншину это очень подходило. Дало ему время собраться с мыслями и решимостью, обдумать слова, которые ему понадобятся сегодня вечером.

Наконец традиционная церемония закончилась.

Они просидели здесь больше часа и не обменялись ни одним словом, которое говорило бы о намерениях… но теперь пришло время. Они были одни, оба стояли на коленях в формальной сейдза, со второй чашкой чая перед ними. Кацура-сан оценивал его проницательным взглядом, внешне спокойным. Его ки двигалась не в тревоге или гневе, а скорее в молчаливой задумчивости. Его лидер не собирался ничего говорить, давать ему удобную подсказку или иным образом нарушать молчание, чтобы упростить ему задачу.

Нет, на этот раз… слово было за Кеншином.

Он сглотнул и спрятал глаза за длинной челкой, сжимая ткань хакама. Глубоко вдохнул, попытался подобрать правильные слова для начала. Что он должен сказать? Его лидер знал его достаточно хорошо, чтобы понять, в чем дело. Должен ли он объясняться? Заявить вслух о своих тревогах, глубоко укоренившейся вине, своих личных колебаниях, соображениях и страхах? Или просто поговорить об усталости и истощении?

Эти последние месяцы он постоянно думал, пытаясь оправдать это решение. Но теперь, когда пришло время говорить, казалось невозможным найти правильные слова.

Это было ожидаемо – он всегда плохо говорил.

В конце концов, он просто снял свой вакидзаси с пояса и, взяв обеими руками, положил его на пол между ними. Он низко поклонился, задержал позу на мгновение, затем выпрямил спину и стал ждать.

Вакидзаси было прекрасным клинком с чрезмерно украшенным цевьем, которое много лет назад в Хаги было смехотворно дорогим. То самое, которое Кацура-сан купил ему в качестве подарка, потому что нужно было найти второй клинок, который он мог бы использовать, чтобы сойти за самурая, когда впервые прибыл в Киото.

Кацура-сан подождал минуту. Затем он наклонился вперед и поднял вакидзази, слегка потянул его, чтобы полюбоваться сталью, и спокойно заметил:

– Это прекрасный клинок.

Видеть его меч в руках другого человека было странно.

Кеншин медленно кивнул. Да, давным-давно это был прекрасный клинок. Теперь, однако, он не мог не отметить вслух:

– Его плохо использовали. Он запятнан кровью, вот так вот.

– Верно, – согласился Кацура-сан. – С этого момента я буду носить его вместо тебя.

Кеншин в изумлении смотрел на своего лидера, и странное тепло разлилось в его груди – проблеск надежды, который расцвел в уверенности.

Кацура-сан отложил вакидзаси в сторону. Он нахмурился и достал что-то из складок кимоно, что-то тонкое и длинное, и положил между ними.

Глаза Кеншина расширились от шока, сердце забилось чаще…

– Как насчет обмена? – негромко сказал Кацура-сан. – Я хранил это для тебя три года, но теперь… да, я чувствую, что сейчас подходящий момент, чтобы отдать его тебе. Напоминание об обещании.

Это был танто – женский нож. Простой, изношенный клинок, который выглядел старше, чем был на самом деле, показывая, что никогда не был самого высокого качества. У него не было никаких украшений. Простое оружие и инструмент. Кеншин видел его всего несколько раз, но даже если бы он видел его только раз в жизни, то смог бы узнать этот клинок где угодно.

– Три года назад ты поклялся, что никогда больше не отнимешь жизнь после окончания революции. Я колебался тогда, но теперь… я не сомневаюсь, что ты сдержишь это обещание, – спокойно сказал Кацура-сан. – Этот нож я получил после того, как мы вернулись в Киото. В то время ты горевал, и я чувствовал, что должен нести это бремя за тебя.