Тиамат

— Но… — попытался возразить художник, однако снова был перебит чародеем в маске, что склонил голову набок:

— Рисунок Тиамат будет таким, как скажет Тиамат.

Последней надеждой Татора был взгляд в сторону Репульс и Морта Асциллиона. Репульс, слышавшая почти весь их разговор и переполненная негодованием ничуть не меньше чем Татор, многозначительно вздохнула. Казалось, что вот-вот она поддержит художника. Но она смолчала. Морт безучастно отвернулся в сторону окна. Последняя надежда художника не оправдалась.

17 — Письмо

Арон был плотником. По мнению многих — очень хорошим плотником. Почти всю мебель в своем старом доме он смастерил сам. Кровать, стулья, шкаф и даже дверь, все это его рук дело. Жены нет, детей тоже. Живет в свои сорок лет совсем один. Но скучать не приходится, ведь работы много. За четыре хороших табурета он получает два золотых, а за кровать — все пять. Прошлый месяц оказался особенно прибыльным, ибо в деревне случился пожар. Заказов было много. И Арон работал, не жалея себя. Работал на совесть и получил достойную плату за свой труд. Правда один из клиентов все же остался недоволен. Неудовлетворенного соседа звали Сун, ему было столько же, сколько и Арону. С детства они были лучшими друзьями, пока не влюбились в одну девушку. Им тогда было по двадцать, молодые крепкие парни. А она была первой красавицей на селе, и звали ее Камелия. В конечном итоге судьба решила, что дева не достанется ни одному из двух друзей: она заболела и умерла. Тем не менее, ее смерть не установила мир между Ароном и Суном, а, напротив, лишь усилила взаимную неприязнь. С тех пор они старались избегать общения друг с другом. А после недавнего пожара Арон долгое время думал над тем, стоит ли помочь семье Суна. И, поскольку совесть плотника не позволила ему поступить иначе, он принялся за работу. Причем подошел к ее выполнению с особой аккуратностью. Он не был уверен, делал ли он это для попытки снова сблизиться с когда-то хорошим другом или же просто для того, чтобы тот знал, что Арон свое дело знает превосходно, но в любом случае стол получился отменным. Узорные вырезки по краям, лаковое покрытие, крепкие ножки, все это настолько гармонично сочеталось в предмете, что Арон даже подумал о том, чтобы оставить его себе. Несколько раз он старался заставить себя отнести стол Суну, но всякий раз не решался расстаться с дивным творением, превзошедшем его собственные ожидания. Лишь сегодня Арон смог внушить себе, что заказчик должен получить свой товар. Но вновь судьба доступно объяснила свою позицию: на деревню напали. И не разбойники, не волки, а твари невиданной силы и уродства. И сейчас, слыша душераздирающие крики боли за окном, Арон, изливаясь потом, содрогаясь от страха и прикрывая уши ладонями, сидел под тем самым чудесным столом из дубового дерева.

"Ошибись же, тварь", — проговаривал про себя Джерард, из последних отбиваясь от очередного нечеловечески сильного удара. Гелат двинулся влево, совершая широкий замах. В этот момент его правый бок открылся. "Попался!" — мысленно рявкнул Джер и, проводя резвый выпад, совершил колющий удар. Монстр отскочил, но поздно: наконечник людского меча успел оставить дыру в его правом боку. Из той сразу же просочилась черная жидкость. Гелат согнулся, прижимая свободную руку к ране, но второй рукой все же сумел отразить повторную атаку Джерарда. Однако другую атаку, наносящуюся с тыла, монстр не заметил, в результате чего широкий клинок полоснул его по спине, оставляя глубокий разрез, тут же наполняющийся черным содержимым. Гелат упал лицом вперед, распластавшись на земле. За ним стоял Орландо Рейнольд, удерживающий полутораручный меч обеими руками.

— Я бы и сам его зарубил, — с тяжелой отдышкой выдал Джерард, глядя на Орландо.