Тиара скифского царя

Хитрый мозг авантюриста заработал как турбина парохода. Может быть, монетки и можно было сбыть небольшой партией, больше одной-двух, но для этого требовался хитроумный план.

Он притянул к себе своих подельников, обнял их и улыбнулся:

– Нет, мы не будем мельчить, мои дорогие.

Сазан заморгал бесцветными ресницами:

– Но я же объяснил…

– Ты меня не дослушал. – Младший Гойдман обнажил хищные, мелкие, как у шакала, зубы. Он сам напоминал хищное животное. Глаза загорелись необычным блеском, ноздри тонкого носа раздулись. – Мы не будем мельчить. Мы подсунем им такую огромную дулю с маслом, что они не только сомневаться не будут – они будут пищать от восторга. И это будет не копеечная афера – их с нас довольно. Копеечные аферы приносят малую прибыль, но напрочь уничтожают репутацию. Это будет «Мона Лиза».

Лейба и Сазонов открыли рты, и оба стали похожи на только что выловленную рыбу.

Старший брат ничего не понял. При чем тут «Мона Лиза»? Он знал, что когда-то Штерн подарил Шепселю книгу с репродукциями из Лувра. Младшему очень понравилась «Джоконда», он мог рассматривать ее часами, восхищаясь кистью мастера.

– Погляди на нее, – говорил он Лейбе, не разделявшему его восторга. – Знаешь, почему она столько веков поражает людей? Потому что великому Леонардо удалось постичь секрет, как с помощью кисти передать мельчайшие подробности. Посмотри на ее глаза, они как у живой женщины, они блестящи и влажны, взгляни на ее нос с розовыми отверстиями, на алые губы… На чудную шею. Мне кажется, я вижу, как пульсирует жилка вон там, в углублении.

Лейба напрягался, но не мог разглядеть ничего сверхъестественного. Глаза как глаза, губы как губы. Разве один Леонардо смог так здорово написать портрет какой-то там бабы? Яков Нахумович тоже неплохо рисовал.

Да черт с ней, с этой Лизой. Сейчас его интересовала не ее земная красота, а совсем другое: как картина известного художника связана с крупной аферой?

Ротмистр же, в отличие от Лейбы, особо не цеплялся к словам своего подельника. Он смекнул, что «Мона Лиза» добавлена для красного словца, и с восхищением смотрел на Шепселя. В том, что этот пронырливый одессит провернет аферу века, старик почему-то не сомневался.

Шепсель окинул друзей насмешливым взглядом, думая, что ни у одного не мелькнуло даже мысли, что он, простой одесский парень, собирается обмишурить крупный музей мира. Да, самый крупный, Лувр, где и находилась его любимая картина.