Тяжело в учении

Захлопнув книгу, я тихонечко, чтобы не потревожить глубоко погрузившегося в свои думы Звиныча, двинулась к противоположной стене Хранилища – нужно было поставить учебник на место, и чем аккуратнее, тем лучше. Для меня. Потому как даже теплые отношения с книжным не гарантировали никаких поблажек, и за малейшую провинность приходилось отвечать по всей строгости писаных и неписаных законов. Рядом с полками, заставленными разномастными книгами, притаилась неприметная дверца. Она вела в архив, темную прохладную комнатку, в которую меня всегда влекло с неодолимой силой. Звиныч никогда не препятствовал моему интересу к старым книгам – по-настоящему ценные и редкие хранились в другом месте, – а потому я не стала отказывать себе в маленьком удовольствии и нырнула в чуть приоткрытую дверь.

Стеллажи, уходящие под высокие потолки, были сделаны из темного крепкого дерева и покрыты причудливой резьбой, рассматривать которую – особенно при слабом мерцающем свете – оказалось не менее увлекательно, чем старые свитки или пожелтевшие от времени карты. А еще здесь пахло не пылью, как в любой обычной библиотеке, а чем-то свежим, с легким привкусом полыни.

Мне здесь нравилось. Нравилось бродить вдоль стеллажей, пробегая пальцами по истертым книжным корешкам, иногда осторожно вытаскивая приглянувшийся том, бережно перелистывая хрупкие страницы, вслушиваясь в тихий шорох… Нравилось сидеть на полу, прислонившись к стене, обитой тем же деревом и покрытой той же резьбой, и смотреть в теряющийся в зыбком сумраке потолок, на котором переплетались светлые и темные линии, всякий раз складываясь в новые картины. Нравилась тишина, которую не хотелось нарушать даже громким дыханием, и то ощущение покоя, которое неизменно появлялось, стоило лишь пересечь порог архива.

Не знаю, зачем мне понадобилась именно та книга. Возможно, она привлекла мое внимание тем, что стояла немного неровно, выбиваясь из общего идеального порядка. Полка располагалась достаточно высоко, и пришлось встать на цыпочки. Изловчившись и кое-как подцепив краешек переплета, я едва сумела увернуться от тяжеленного тома, неожиданно легко скользнувшего с полки.

На полу мы оказались одновременно. Потирая ушибленный локоть и бок, я поднялась на колени и подползла к книге, чтобы оценить ущерб и прикинуть шансы на выживание, когда о произошедшем узнает Звиныч… К моему немалому облегчению, книжка не пострадала – если не считать, что из нее вылетел сложенный вдвое листок. Не задумываясь, я взяла его и аккуратно развернула.

Сердце пропустило удар, а потом забилось с такой силой, что стало больно и трудно дышать…

С серой плотной бумаги, потертой по краям, улыбалась нарисованная простым карандашом молодая девушка.

Я знала, что у нее синие глаза и светлые волосы, потому что лет до семи каждый день видела ее крошечный портрет в медальоне. Медальон забрал отец, но память отнять он, сколь бы сильно того ни желал, так и не смог…

– Откуда это, Звиныч?! – дрожащим голосом, вдребезги разбив умиротворенную тишину, спросила я.

Арочное окошко потемнело и слилось со стеной, светлячки испуганно замерцали, а я, едва дыша после быстрого бега, протягивала рыжему хозяину свою находку.

– Знать не знаю, ведать не ведаю, – мельком взглянув на рисунок, отрезал книжный – столь поспешно, что я заподозрила его в обмане.

– Ты?! Ты не знаешь, откуда что-либо берется в твоем Хранилище? – прищурилась я, от волнения чуть не смяв драгоценный листок.

– Виорика, – строго воззрился на меня Звиныч, – ты хоть представляешь, сколько студентов и преподавателей здесь бывает? И что, по-твоему, я за всеми следить должен? Мало ли кто из них мог в книгу эту бумажку положить…

– Я не говорила, что в книге это нашла! – обвиняюще заявила я.

– А где еще, не под шкафом же! – ничуть не смутился книжный. – И вообще, чего ты так разволновалась? Обычный рисунок…

– Не обычный, – едва слышно прошептала я, с отчаянием понимая, что тоненькая путеводная ниточка, случайно попавшая в руки, вот-вот порвется, а я ничего – ничего! – не могу сделать…

– Эй, девонька, ты чего, никак плакать собралась?! – всполошился рыжий, едва по моей щеке покатилась обжигающе-горячая капля. – Ты это брось, не дело здесь сырость разводить… Вот, выпей-ка лучше шоколада… Садись, садись, не стой, да отцепись от своей бумажки, никуда она не денется… Ну, ну что ты, успокойся…

Всхлипывая и стараясь сдержать слезы, я отрицательно покачала головой, крепче прижимая к себе рисунок:

– Прости, Звиныч. Все в порядке. Я… пойду, пожалуй, поздно уже, а я еще не все уроки выучила… – и, не слушая возражений книжного, выбежала прочь.

На сей раз Дверь распахнулась прямо в моей комнате, за что я была благодарна маленькому хранителю мудрости.

Сев на кровать, я расправила на коленях рисунок и задумалась, что же делать дальше.

Мама, мамочка, как же быть, где искать, у кого спрашивать? Подскажи… где бы ты ни была, по какой бы причине ни покинула меня!..

– Почему ты решила, что эта девушка училась здесь? Кто она?