Тяжелый понедельник

Скрестив на груди руки, доктор Пак сидел в коридоре радиологического отделения медицинского центра графства. Услышав за окном рев мотоциклетного двигателя, он мысленно выругался. «Кто знает, может быть, мне придется оперировать этого самоубийцу, если, конечно, он раньше не понадобится трансплантологам». Он осмотрел вылизанное до немыслимой чистоты помещение. На столе лежал непременный набор брошюр на тему, как бросить курить и снизить риск инсульта. Тут же валялись женские журналы со статьями о скандалах знаменитостей, о том, как похудеть и как получать больше удовольствия от секса. «Как много умственной энергии американцы расходуют впустую!» – раздраженно подумал Пак.

Полтора часа назад ему сделали МРТ, и с тех пор он сидел в ожидании результата. Своим верным резидентам в Челси сказал, что пойдет на репетицию в музыкальную школу, где его дочь учится играть на виолончели. Резиденты были очень за него рады – ведь доктор Пак так мало внимания уделяет личной жизни. Но кажется, ему придется придумывать какое-то другое оправдание, так как за время, что он отсутствует в больнице, дочка могла сыграть уже целый концерт.

Прошло уже несколько минут после того, как врач выглянул из кабинета и позвал:

– Мистер Сон!

Пак не отозвался.

– Мистер Сон! – повторил врач, на этот раз громче. Пак вспомнил, что записался на прием под девичьей фамилией жены, и поднял голову. – Я посмотрел ваш снимок. Через пару минут я вас вызову.

Пак не хотел, чтобы в Челси знали о том, что он решил сделать себе МРТ, не желая выказывать коллегам свою слабость. В конце концов, скорее всего на МРТ ничего не найдут. Это всего лишь головная боль напряжения, начавшаяся недель шесть назад. Сначала Пак не обращал на это внимания. Он всегда верил в превосходство духа над телом. Разве не смог он выдержать прохождение резидентуры с ее тридцатишестичасовыми дежурствами – и не один раз, а дважды? Но боль не проходила. Более того, приступы участились, и Пак начал принимать тайленол. На прием в больницу округа Уоштеноу он записался, когда начал жевать тайленол, как леденцы.

Доктор Милнер, или Миллер – как его там? – сказав, что сейчас выйдет, снова исчез. Пак посмотрел на часы. Прошло уже больше пятнадцати минут. Секретарша тоже куда-то ушла. В коридоре остались только Пак и пожилой мужчина с женой. Мигающие под потолком люминесцентные светильники начали страшно его раздражать. Почему они мигают? Он наклонился вперед и взял со стола одну из брошюр: «Руководство: как бросить курить».

Он отложил брошюру, встал и принялся мерить шагами коридор. От какого-то внутреннего волнения он не мог усидеть на месте. Ничегонеделание нарушало его главную установку. Так уж он был создан. Он был деятель. Если ты ничего не делаешь, то ничего и не достигнешь. Ничегонеделание – это упущенные возможности. Ничегонеделание – это то, чему предаются больные диабетом ожиревшие американцы между визитами к врачам.

Несмотря на то что он провел в этой стране уже много лет, Пак до сих пор не смог до конца понять американскую культуру, столь не похожую на культуру его родной страны. Вот, например, эта больница тратит время на издание брошюр о том, как бросить курить, как избавиться от привычки вдыхать дым вещества, вызывающего самую сильную на свете зависимость, и это при том, что людей не убеждают таблички с запретом курить в общественных местах, советы близких, здравый смысл и вид страдальцев с эмфиземой легких, которые вынуждены всюду ходить с портативными кислородными баллонами и носовыми катетерами. Брошюра? Неужели кто-то всерьез думает, что она чему-то поможет?

Вообще его новая родина отличается всякими странностями. Американские родители носятся со своими детьми, подчиняясь любым их капризам и социальным запросам, строят свою жизнь так, словно дети – это августейшие особы, а родители всего лишь секретари, организующие свою жизнь и работу так, чтобы успевать развозить их на спортивные и иные занятия вовремя и без опозданий. На задние стекла семейных машин клеят стикеры с силуэтами гимнастов или с изображениями футбольных шлемов и мячей, под которыми значатся имена: Бритни, Келси или Брэндон. Смысл послания ясен: родители гордятся достижениями своих детей и хвастаются ими. Как все это, в сущности, пошло и глупо!

Но еще более загадочным ему представлялось поведение владельцев собак. Эти люди дисциплинированно выгуливали своих питомцев в самую суровую погоду, собирали их экскременты в пластиковые пакеты как нечто драгоценное. Господи, они даже давали собакам свои фамилии. Все это казалось Паку диким и нецивилизованным.

Наконец ему надоело ходить взад и вперед по приемной. Он подошел к окошку и заглянул внутрь, стараясь обнаружить врача, медсестру, секретаря – кого угодно, на ком можно было бы сорвать раздражение. Никого. Наверное, приехал представитель какой-нибудь фармацевтической фирмы и угощает всех бесплатным обедом. Наверное, это обворожительная женщина со слишком глубоким вырезом платья – так проще уговорить врачей выписывать именно их продукцию. Пак вспомнил, как одна такая дама пыталась всучить ему книгу – историю некоего продавца виагры. Книга называлась: «Твердая продажа». Нет, это было совершенно неприемлемо.

Пак открыл дверь с надписью «Больным без сопровождения медсестры вход запрещен» и пошел в конец короткого коридора. Между кабинетами на стенах висели заключенные в рамки детские рисунки. Он дошел до конца коридора и увидел на стене негатоскоп, на котором висел отпечаток МРТ. Аксиальный снимок головы, автоматически отметил он. Изображение было достаточно контрастным, хотя по краям виднелись небольшие артефакты движения – недосмотр лаборанта. Но надо признать, что снимок в целом очень качественный. Пак подошел ближе. В правом полушарии яркая масса, не компактная, размытая, с нечеткими контурами и зубчатыми краями. «Двух мнений быть не может, – подумал Пак, – классическая полиморфная глиобластома, самая злокачественная опухоль не только мозга, но и вообще человеческого тела. Излечение невозможно, эффективного лечения не существует. Кто бы ни был этот бедняга, его надо немедленно оперировать». Пак покачал головой. Даже ему будет трудно оперировать этот случай. Больному отпущено от полугода до года. Надо сказать этому медлительному Милнеру, или, как его, Миллеру, чтобы он направил больного в Челси. Пак снова посмотрел на снимок и прочел имя больного в правом нижнем углу. СОН. Пак посмотрел еще раз. Это же девичья фамилия его жены! Странно… Сон… Он понял – увы, это его снимок. Пак почувствовал, что его сейчас вырвет.