Тяжёлая вода (СИ)

— Атаман, ну ты же сам сказал, мол убить его так, чтоб самой поганой смертью. Мы Виченцо заплатили сверху по сто такатов, чтоб его выследил. Привел он нас к самому карнавалу, что у колокольных врат, в этом закутке раньше чавалы табором стояли. Его там как раз какие-то индюки хотели грохнуть, но мы по ним пальнули пару разов, да и взяли этого Джага живьем, Виченцо его вырубил. Сперва мы его собакам на овчарне кинули, да те чегойто жрать не стали — перепугались наверно нас. Завизжали, попрятались. А потому, порешили мы так: отволочь его на пристань, да там забросить в трюм рабскому кораблю. Пускай ниггеры его живьем сожрут. Вот и будет ему самая поганая смерть!

Некоторое время Лонзо молчал, обдумывая сказанное.

— Выходит, он единственный человек, который знал про украденное из салона на Дубовой. И выходит, также, что нет гарантий, что он кормит червей.

Все молчали, ожидая гнева Лонзо.

В который раз удивляя всех пристуствующих, атаман ответил спокойно:

— Все вы. Все, нахер, вы. Прямо сейчас дуйте к своим людям. Ко всем людям нашей организации. И скажите им узнать, на какой корабль вы этого гада посадили, и куда он направлялся. Сдается мне, вы поступили правильно, парни. Вы поступили правильно. Не убили того, кого не надо было убивать. А значит, у нас есть шанс. И подсказывает мне чуйка, это самый большой шанс, какой вы вообще в жизни видели… А еще, нам надо купить корабль.

7. Удача мертвеца

На каком-то острове, должно быть, в Море Цепей

Когда Джаг разлепил веки, первым, что он понял, было то, что он всегда ненавидел просыпаться после буйной попойки.

Черт возьми, как башка-то болит. Опять обожрался в лоскуты, прокляни меня черт!

Все тело было словно заржавевшее, скрипучее и едва двигалось. Сушняк был такой, что все лицо стянуло, как у мумии. От злости Джаг захотел заорать во всю глотку, но сумел издать только несколько слабых нечленораздельных полу-хрипов, полу-стонов.

Это еще сильнее его разозлило. Шипя, как гадюка, он перевернулся на живот и пополз по земле на звук — где-то за зелеными зарослями папоротников он слышал журчание ручья.

Очень кстати это я прилег так удобно близко к воде, подумал он. Видать, научили кой-чему годы безбожного пьянства.

Ручей оказался совсем рядом. Под скалой была неглубокая прозрачная лужа с каменистым дном, из которой тянулся крохотный ключ, нашедший дорогу среди корней массивных, поросших роскошными разноцветными мхами деревьев. Он припал к воде, делая жадные глотки. Благодатная прохладная влага освежала горло и на глазах возвращала к жизни иссохшиеся внутренности. Он почти слышал, как его организм шипит, точно раскаленные камни, на которые плеснули из ковша. Утолив жажду, Джаг окунулся в воду всей головой.

Наконец, напившись вдоволь и отмокнув, он лег в мягкой траве лицом кверху.

Его окружал лес. И этот лес совсем не было похож на леса Авантии, которые знал Джаг. В этом лесу не было ни секунды покоя.

По всему было видно, что все здесь буквально кишит всевозможной живностью. То и дело орали на разные голоса какие-то невидимые, но явно присутствовавшие где-то вокруг, птицы, звери и еще не пойми кто. Кусты и кроны каркали, пищали, ухали и квакали, и чего только не делали. По ветке дерева, которая была точно над Джагом, карабкались две крохотные мартышки. Обе размером не больше кулака, покрытые редким серым пушком, с белыми мордочками, прыткие и верткие.

Вот чудные звери, думал Джаг. Словить бы такую. Но делать это надо не с похмелья, а то недолго и шею свернуть, с дерева навернувшись. Сейчас мне на ноги бы встать — и то большое дело.

Повалявшись еще немного, Джаг собрался с силами и стал подниматься. От резкой перемены положения в глазах на пару мгновений потемнело, к горлу подступила тошнота, но он сдержал позыв. В который раз проклиная свою неумеренность в питье, Джаг покрутился на месте, разминая словно не свои кости, и стал отряхиваться. Тут то он и обнаружил неладное.

На груди в ладонь попалось что-то, напоминавшее веревку.

Сердце неприятно кольнуло.

И правда. Веревка. И идет она к шее.

Джаг стащил с себя веревку — так и есть, петля.

Сердце кольнуло снова. По коже пробежала стая длинных мурашек. Джаг лихорадочно заозирался. Он вдруг почувствовал себя крайне небезопасно.

Это кто ж мне галстук-то повязал, в оцепенении гадал он, глядя на веревку. Первоначальное волнение отступало. Джаг заметил, что веревка довольно короткая, потому что, похоже, оборванная.

Подняв глаза к тому месту, где очнулся, он увидел, что, так и есть, на суку висит вторая часть веревки.

Самое плохое было то, что Джаг решительно ничего не мог вспомнить о том, что вчера было, и как он сюда попал.

Нет, со мной, конечно, по пьяни-то, всякое бывало, елейно размышлял он, но это — что-то новенькое. Что-то зачастил я в петлю попадать. Надо это бросать. Но для начала — понять, кто эти болваны несчастные, которые даже пьяного вусмерть до конца повесить не сумели.