Тибетская книга мертвых

Горные королевства на северных границах Индии – это магические места. В большинстве из них, подобно Лахулу, тибетский используется как мистический, религиозный язык, и многие посылают своих наиболее многообещающих учеников в тибетские монастыри для получения религиозного образования. Когда мы читаем такие тексты, как тот, что приведен в этой главе, они поражают нас тем, что подобный древний и мистический взгляд на вещи возможен совершенно бессознательно в наши дни, древний не в смысле примитивности, а скорей безвременности. Я спросил одного из моих гуру Досточтимого Добум Тулку, который однажды встречался с автором этой работы в Дарджилинге, о его впечатлении. «Самый обычный тибетский йог, – ответил он, – как большинство йогов такого рода».

Летом 1982 года один из моих друзей собрался в короткую поездку в Лахул, поэтому я дал ему перевод истории Гьере Ламы и попросил осмотреть гору Гьере. Эта гора расположена в четырех днях пешего пути от шоссе, но он постарался добраться туда. Он посетил разные места, упомянутые в тексте, такие как пещера, развалины хижины, ступа, Пастбище западни и т. п., и провел там вечер. Это место нисколько не изменилось за годы, прошедшие после рассказа Дулжуг Лингпы, и, вероятно, не слишком изменилось со времен самого Гьере Ламы. Те же дороги и тропы, как и люди, и их образ жизни.

Существуют тысячи такого рода текстов-сокровищ в тибетской литературе, которые были либо «найдены», либо увидены во сне. Для тибетцев истины, заключенные в них, столь же достоверны в каждой малости, как те, что получены любым обычным способом. Люди подвержены неудачам и ошибкам, а с буддийской точки зрения ясновидящие не более, чем любые другие, а скорей даже менее, чем другие. Историк перерывает сведения и намеки, оставленные в прошлом, и по этим источникам делает собственные заключения; ясновидящий, с другой стороны, просто читает в прошлом или будущем, пользуясь своим особым талантом.

Дулжуг Лингпа так же делает некоторые предсказания относительно будущего. Одно из них: «Через восемь лет кровь прольется на индийской земле, и это решительно изменит наш образ жизни». Действительно, китайское вторжение в Индию произошло точно через восемь лет, в 1962 году. Хотя это был всего лишь короткий конфликт, он оказал опустошительное воздействие на маленькие буддийские княжества на северной индийской границе. Все они были неожиданно затоплены армейскими лагерями и военными установками, которые остаются там до настоящего времени. Эти районы были закрыты для путешествий и считаются зонами ограниченного въезда. Влияние присутствия большого числа солдат в этих редконаселенных местах, естественно, вызвало культурное разорение: многие женщины выходили замуж и уезжали в отдаленные части Индии, многие молодые люди нанимались в солдаты, распространились многие новые болезни и т. п. Индийское правительство также стало проявлять гораздо больший интерес к культурной ассимиляции этих районов, открывая школы, в которых детей учат только языку и культуре материковой Индии и не поощряют сохранение собственной культурной идентичности. То же происходит в Ладакхе, Лахуле, Спитти, Киннауре и во всех буддийских княжествах от западной границы до Ассама и области монов на востоке. Следовательно, эти районы переживают печальные и опасные времена.

Рассказ о смерти Гьере Ламы и скрывающаяся за ним традиционная буддийская тема имеют для меня личный смысл ввиду обстоятельств смерти одного из моих собственных учителей, бывшего настоятеля монастыря Далай-ламы в Дхарамсале. Этот великий гуру шесть лет был настоятелем тантрийской школы Гьюме, а затем четырнадцать лет монастыря Далай-ламы Намгьял Дацан. Затем он удалился от монастырской деятельности из-за сердечной болезни и тихо жил, посвящая свое время медитации и принимая частных учеников. В то время я и познакомился с ним. Он пригласил меня навещать его раз в неделю, чтобы я мог практиковаться в тибетском языке и разделить с ним неизменную чашку тибетского чая. Мой разговорный тибетский был очень плох в то время, и он существенно улучшил его, не столько из-за того, что давал мне лингвистические указания, сколько из-за тех установок, что развивал во мне. После того как я походил к нему с месяц или около того, он дал мне один хороший совет. «Я хочу установить для вас задание, – сказал он мне, – никогда не позволяйте тибетцу пройти мимо вас по улице, не завязав с ним разговор, а начав разговор, не останавливайтесь, пока не заставите его рассмеяться. Тибетцы любят смеяться, и если они знают, что вы собираетесь их рассмешить, они будут любить вас и всегда захотят остановиться и поговорить с вами сколько угодно». Я принял его совет на вооружение и в течение следующих нескольких лет постепенно расшифровал тибетское чувство юмора. А в процессе этого я овладел языком.

Так прошло несколько лет, а я продолжал навещать Ринпоче в его тесной комнатке для медитации. Время от времени он напоминал мне, что однажды, когда его здоровье поправится, он даст мне короткое формальное наставление.