— А ты…
Неизвестно, чем бы их стычка закончилась, если бы в этот момент не завизжала истошно Юла. Шэрхан вскинул саблю, шагнул к пылающим деревьям и замер. Из-за трещащих корнями баньянов на них вышел синекожий шестирукий хвостатый монстр.
И тут же из ночного небесного корыта прорвался ливень.
18
Затухающие под дождём корни баньяна шипели, окутывая полянку клубами седого дыма. Асур постоял, оглядывая последствия битвы.
— Без взрывов да трупов и шагу ступить не можешь. Все такой же охочий до внимания ты, Тигр.
— А ты все такое же чудище, синезадое да шестирукое.
С грустной улыбкой асур продемонстрировал нижнюю правую конечность, обрубленную у локтя:
— Уже пятирукое.
Не мог Шэрхан больше на месте стоять — бросился в объятья шестикратно крепкие.
— Багирка, — прошептал.
Его сжали еще сильнее:
— Шэрхан-джан.
Руки привычно обжимали вдоль всего тела, хвост шипастый ступни обвил, запах знакомый, острый, в ноздри забрался. Соскучился Шэрхан. Чтобы за руки можно было держать, чтобы за плечи обнимать, чтобы волосы взъерошить — и в ответ бы не отшатнулись, не отвернулись от страха, а глядели бы тепло, дружбу и радость даря. Расцепились только когда дождь вымочил до подштанников. Под смертельно-волчий взгляд Яо и восхищенно-опасливый взгляд Юлы они поставили повозку на землю и вправили новое колесо. Перед тем как внутрь залезть, оба разделись до пояса, из сырых тряпок выбираясь. Шэрхан предложил помочь Яо снять промокшую и изгвазданную золотую робу, но тот только крепче за подол прорванный схватился.
Внутри повозки было сухо. Расселись вокруг спящего мальца, которого не разбудили ни звуки битвы, ни обрушение повозки. Богатырский сон у парня, Шэрхан даже завидовал.
Как воды все выпили, Багирка открыл свою заплечную сумку. Свёрток достал, развернул и Шэрхану вручил. Шэрхан так и ахнул: тальвар, родненький. Слегка изогнутое лезвие, эфес с дисковым навершием, серебряные ножны, покрытые красным бархатом.
Поцеловал Шэрхан лезвие. А потом и Багирку поцеловал. Нет, неправ Яо. Есть те, кому можно верить. Те, кто никогда не предадут. Вон, выкрал Багирка Шэрханов меч, так ведь не отцу его возвращать понес, Шэрхана пошел искать.
— Что же ты, из дворца бежал?
Багирка кивнул, верхними руками волосы длинные и мелко-курчавые в мокрый хвост собирая, а средними мешочек с сушёными бананами развязывая.
— Крепился-крепился, слова твои про долг себе твердил. А потом больно сильно отец напирать стал, гарнизон за гарнизоном у вас отхватывать. И решил Пракашка напомнить королю асуров, что сын его младший в Джагоррате двадцатый год заложником живёт. Пытался я объяснить, что не больше собаки отцу ценен, что ничего и не вижу от него, кроме ежегодных церемониальных браслетов на день рождения, — Багирка тряхнул руками, золотом на запястьях блестя. — Не поверил мне великий махараджа. Руку отрубил и отцу выслал.
Шэрхан с болью глянул на перемотанный обрубок:
— А отец?
— А что отец? На день рождения выслал мне пять церемониальных браслетов, — усмехнулся Багирка невесело. — Собрал я тогда сумку, выкрал меч твой и пошел к порталу. Решил к тебе пробиваться. А как джунгли, словно днем осветившиеся, увидел, так и понял, что навстречу ты мне идешь, — положил нижнюю руку Шэрхану на плечо. — Ушел ты, значит, из Тян-Цзы? А эти что?
— Император и его дети.
Встретились глаза чёрные и глаза мягко-бирюзовые, долго бодались. Наконец усмехнулся Багирка, руку с Шэрханова плеча убрал. Кивнул в сторону Яо:
— Мхини, что ли, понимает?
— Понимаю, — тихо ответил Яо.
Багирка приветственно сложил руки перед грудью — только верхнюю пару. Совсем уж почти человеком стал.
— Добро пожаловать в Джагоррат, император. Прости, что негостеприимно тебя встречают.
— Меня и из Тян-Цзы не больно радушно провожали.
Засмеялся Багирка громко и потеплел. Всегда быстро теплел. Что еще ожидать от того, чья любимая шутка начиналась: «Молился однажды асур, чтобы вместо шести рук боги дали ему шесть членов…». Да в этот раз недолго смеялся. Вообще по-новому выглядел, будто повзрослел. За один этот разговор столько хмурился, сколько за всю жизнь лоб не напрягал. Посмотрел на Шэрхана серьезно.
— Что делать думаешь? — спросил. — Во дворец тебе ходу нет. Есть еще те, кто тебе в душе верен, но запуганы до смерти. Кровью и пытками Пракашка верность себе воспитал. Думали, с ребёнком подобреет, да только хуже стало. Совсем озверел. У раджей права отнял, армию себе забрал. Сколопендру извел. Дядю вашего обезглавил. Без боя не взять столицу.
Озверел? Извел? Обезглавил? Шэрхан втянул шумно воздух.
— Тогда к Бале надо. На границу. Знаешь, где она?
— В самом пекле, на юге. — Почесал верхней рукой за ухом: — Ну… Сам не видел, только слышал.
— Не хватит тебе одного гарнизона, — встрял Яо. — Сколько бы ни было у неё людей, вам помощь понадобится.
Багирка глянул с прищуром:
— А ты ее предложить можешь?
Яо медлил.
— Он не предаст, — сказал Шэрхан на цзыси. — Ему как себе верю.
Встретился с глазами императорскими, и ужалило в сердце красным муравьем. А если это не Багирке Яо не доверяет, а ему?