Тигровый, черный, золотой

В дверном проеме робко бледнели лица. Жители дома спустились в подвал на крики и шум.

– Сережа, можно как-нибудь обеспечить нам уединение? – попросил Макар.

Бабкин, недолго думая, подошел к выбитой двери, обхватил ее, поднял и прислонил к проему, загородив его. Снаружи некоторое время слышалось шуршание вроде мышиного и разговоры, но вскоре они стихли.

Закончив с Анаит, Сергей переместился к Акимову.

– Сиди, Мирон, не дергайся! Что у тебя?..

– По затылку он мне заехал, я выключился… – Акимов говорил, как будто жвачка склеила ему зубы. Каждое движение челюсти причиняло боль.

– А тебя зачем сюда принесло?

– Анаит написала, что она здесь. Я поднялся к Клюшниковой, он меня там уже поджидал. Хотел допытаться, где картины…

Анаит дернулась и едва не сшибла бутылочку с перекисью, стоявшую на полу.

– Картины! Мирон, где они? Как вы их нашли?

– Я их не находил. – Акимов дернул губой, изображая усмешку.

– Но вы же сказали…

Лицо у нее вытянулось и сделалось таким детски-огорченным, словно он обещал повести ее в зоопарк и обманул.

– Нет, подождите! Я слышала – он вам показывал снимки на вашем телефоне!

Илюшин поднял голову и заинтересованно уставился на Мирона:

– В самом деле?

Акимов вздохнул:

– Анаит, прости, я тебя обманул. У меня есть картины. Но это не бурмистровские работы.

– Я не понимаю…

– Я их нарисовал, – просто сказал он. – Тигров и барса. Скопировал по твоим фотографиям.

– Скопировал? – недоверчиво переспросил Бабкин.

– Это талантливые произведения трудно повторить, а бездарные – запросто. Каких-то три дня работы. Бурмистров очень слабый художник, он не увидел бы разницы. Про рамы мы бы что-нибудь соврали, придумали бы историю о том, как ты обшаривала мусорные баки в окрестностях и обнаружила их в таком виде, или еще какую-нибудь чушь…

Анаит в изумлении смотрела на него:

– Вы решились на подделку?

– Да. Это не труднее, чем повторять детскую мазню. Мне хотелось, чтобы ты…

Он оборвал фразу и замолчал.

– И где они сейчас? – спросил Бабкин.

– В мастерской у меня, на даче. Я не знаю, зачем они ему… – Мирон кивнул на Колесникова и поперхнулся словом «понадобились».

Колесников смотрел на него не отрываясь; глаза его налились кровью. Горло обмотано бинтом, как у мумии. Лоб перерезает багровая полоса – Анаит сумела чиркнуть его своим оружием.

Но страшнее всего было выражение его лица. Акимову показалось, что он видит человека на пороге смерти. И хотя этот человек собирался пытать его, заколачивая в него гвозди, а потом убить, Мирон невольно сказал:

– Андрей, ты чего?

Все обернулись на Колесникова. Тот сделал странное движение кадыком, словно хотел глотнуть и не мог. Звук, сорвавшийся с его губ, напоминал шипение воздуха, выходящего из пробитой шины.

– Ты их скопировал?..

– Что? – не расслышал Мирон.

– Андрей Львович пытается осмыслить тот факт, что картин Бурмистрова у вас не было и нет, – любезно перевел Илюшин. – А он, между прочим, из-за них готовился убить вас обоих.

– А Фаина? – спохватился Мирон. – Где она?

– На работе, само собой. Где ей еще быть? Колесников, как ее доверенное лицо, имел при себе ключи и от квартиры, и от мастерской. Или вы просто сделали дубликат, пользуясь доверчивостью старухи, а, Андрей Львович?

Колесников молчал. Взгляд его остекленел, как у мертвой рыбы.

– Расскажете, Андрей Львович, зачем вам понадобились увечные звери Бурмистрова? – продолжал Макар. – Нет? Тогда я сам расскажу, пока не приехала скорая. Вы послушайте, вам будет очень интересно!

Колесников сидел, будто окаменев. Акимов подумал, что вряд ли сыщику удастся поведать что-то такое, что выведет Андрея из каталепсии.

– Жил-был один ювелир, – легкомысленно сказал Илюшин. – Не то чтобы бессовестный… Скорее, человек, который при определенном стечении обстоятельств не сумеет удержаться от соблазна. Ведь бывают же такие люди, верно, Андрей Львович?

Колесников не отвечал.

– Звали ювелира Петр Тарасевич. Однажды постоянная клиентка принесла ему для реставрации антикварное колье, купленное ее братом на маленьком блошином рынке в Германии. Подобные вещи поступали Тарасевичу и прежде. Думаю, он с удовольствием восстанавливал их, и ему это действительно было по душе. Однако колье отличалось от предыдущих украшений. Клиентка и ее брат решили, что это вещь того же рода, что они приобретали прежде: стразы, имитирующие драгоценные камни, оправленные в золото или сплав. Однако Тарасевич специализировался на изумрудах. Он проверил свою догадку и обнаружил, что прав: это было колье другой эпохи. Не бидермайер, как полагает милейшая Лидия Белых, а двадцатые годы двадцатого века… Дань уважения роскоши былых времен. Отсылка к барокко в ювелирном искусстве… И, разумеется, в него были вставлены изумруды.

Колесников едва заметно дернулся.

Анаит подалась вперед, слушая Макара. Акимов поймал ее недоверчивый взгляд: «Это все правда?» Он пожал плечами: «Не знаю».