Тигровый, черный, золотой

– Случай сам шел в руки Тарасевичу. – Макар отхлебнул из бутылки, которую принес для Акимова и Анаит. – Он вынимает изумруды. Заменяет их искусственно состаренными зелеными стразами и возвращает счастливой владелице. Та не замечает подмены, да и с чего бы! Тарасевич остается с горстью изумрудов великолепного качества. Можно было бы продать их скупщикам в Москве, но Тарасевич боится. Он вообще довольно труслив. Однако в Амстердаме живет его брат, который тоже занимается ювелирным делом, и вот у брата-то как раз есть выходы на нужных людей. Следовательно, дело за малым – переправить изумруды в Амстердам.

Акимов начал прозревать.

– На этом этапе Тарасевич обратился к вам, Андрей Львович, – продолжал Илюшин. – Сам он не мог провезти камни за границу. Но он поделился с вами, а вы взяли в долю Ясинского, потому что только через него могли реализовать идею, которая у вас возникла. У вас, правда же?

Колесников не отозвался.

– Картины Бурмистрова благодаря стараниям Анаит были оформлены в рамы конца девятнадцатого века. Древесина у них мягкая. Вы случайно обнаружили, что под шильдиком есть отверстия на обеих рамах, или знали, что так бывает? М-м, Андрей Львович?

– Знал он, знал, – прогудел Бабкин.

– Склоняюсь к этому объяснению, – согласился Илюшин. – Вот он, идеальный контейнер для перевозки камней! «Тигры» и «Владыка мира» были доставлены на выставку. Наутро их должны были отослать обратно. Под предлогом помощи сотруднице музея вы спустились вместе с ней в хранилище и, задержавшись там, спрятали изумруды в рамах. Секундное дело! – Он опустил пальцы, собранные щепотью, в невидимое отверстие. – Раз – и два! Через несколько дней картины отправятся за границу. Спокойно минуют таможню. Никто и никогда не обнаружит в крохотном дупле, скрытом за металлической табличкой, россыпь изумрудов.

Акимов поймал себя на том, что слушает, открыв рот.

– Брат Тарасевича в Амстердаме продал бы камни. Вам и Ясинскому досталась бы приличная доля. Что могло пойти не так, правда?

– Картины украли, – тихо сказала Анаит. – Получается, кто-то знал, что в них спрятано? Охотились не за самими картинами и не за рамами, а за их содержимым!

– А вот здесь начинается самое интересное…

– Здесь начинается? – не выдержал Акимов. – А до этого что было?

– История о попытке обогащения незаконным путем, – с готовностью отозвался Илюшин, обернувшись к нему. – Да, это занятно. Однако любая история по-настоящему интересной становится только тогда, когда в нее вмешивается случай.

Он помолчал. Колесников шевельнулся, хотел что-то сказать, но только дернул углом рта.

– Борис Касатый устроил драку с другим художником… – сообщил Илюшин.

– Алистратовым, – подсказала Анаит.

– Да. Здесь важно, что Касатый был начисто выбит из равновесия. Ему нашептали, что его возлюбленная отдает предпочтение сопернику, он вышел из себя… Стычка, скандал, попытки успокоиться… Поднялся шум, а он уже не молод…

– Да к чему вы клоните? – не выдержал Акимов.

– Человек, утративший самообладание, часто принимает ошибочные решения, – пояснил Макар. – Ему могут плохо даваться даже рутинные действия.

– Касатый не принимал никаких решений! Он завалился в такси и поехал плакаться к Ломовцеву в компании подвыпивших приятелей! – У Мирона даже боль слегка отступила от злости. Сыщик все-таки их дурачил!

– Он завалился в такси с картинами Ломовцева, – сказал Макар.

Акимов хотел осведомиться, что это меняет, но осекся.

– Совсем простое действие: спуститься в хранилище, взять пять картин, погрузить их в такси. Если ты до этого не затеял драку и не перенервничал, все пройдет как по маслу.

– Господи… – Анаит прижала ладонь к губам. – Он взял не те картины?!

– Ну, три из пяти все-таки были пейзажами Ломовцева. Но с двумя другими Касатый действительно промахнулся. В стычке ему разбили очки, он плохо видел. В багажнике такси к Ломовцеву поехали три пейзажа, «Тигры» и «Владыка мира».

– То есть они сейчас у Тимофея? – недоверчиво спросила Анаит. – Почему же он не вернул их, как только выяснилась ошибка?

Илюшин негромко рассмеялся:

– Потому что картины распаковали через несколько часов после того, как доставили в его мастерскую.

– Ну и что?

– А то, что к тому времени все были бухие как черти, – внезапно прогудел Бабкин.

– Я не был бы столь категоричен… Но выпили много, да. Ломовцев взялся распаковывать картины и обнаружил двух уродливых кукушат, подброшенных в его гнездо. Я вижу, Андрей Львович, вас беспокоит вопрос, нашли ли ваши коллеги те изумруды, которые вы собственноручно припрятали, – сказал Илюшин, не поворачивая головы, хотя Колесников сидел неподвижно. – Конечно нет! За это вы можете быть совершенно спокойны. Но вообразите себе пятерых пьяных художников во главе с Ломовцевым! Ломовцевым, который заставил Ясинского пройти через надувной пенис, а Шуляева довел до тюрьмы! Это шабаш, возглавляемый довольно легкомысленным бесом. Ломовцев был пьян достаточно, чтобы поглумиться над картинами Бурмистрова, и именно так он и поступил.

– Он их порезал? – взволнованно спросила Анаит.