Тигровый, черный, золотой

– Поэтому нам врали со всех сторон. Куприянова пыталась представить все так, будто музейщики держали зло на Бурмистрова, Голубцова несла ахинею о том, что он сам украл картины. Тут же очень кстати всплыла Юханцева со скандалом из-за развески. Ломовцев, уверенный, что его никогда не схватят за руку, осмелел до такой степени, что упомянул о дружбе Ульяшина с Фаиной Клюшниковой… То-то обрадовался Павел Андреевич, когда я сказал ему об этом! И попытался откреститься от Фаины изо всех сил. Надо думать, он проклял Ломовцева с его длинным болтливым языком, потому что опаснее всего, кроме Вакулина, для них была именно Фаина.

– Почему? – непонимающе спросил Акимов. – Она же, как я понял, не имела никакого отношения к случившемуся…

Макар прищурился:

– А где, по-вашему, они спрятали картины Бурмистрова?

Наступило молчание. Бабкин ухмыльнулся.

– Что? – тихо спросил Колесников. На повязке проступили кровавые пятна. – Что ты сказал?

Илюшин засмеялся. В полной тишине он безжалостно улыбался прямо в лицо Колесникову, и Мирон впервые подумал, что этот парень гораздо злее, чем кажется.

– Вы, Андрей Львович, убили двух человек, – весело сказал он. – И, представьте, без малейшей надобности…

Анаит побледнела:

– Это он… Ясинского… Зачем?

– Андрей Львович будет утверждать, что по чистой случайности. Что он всего лишь пришел разобраться, не имеет ли Ясинский отношения к краже. Вы ведь были в этом убеждены, верно? Что вас решили выкинуть из цепочки! Ясинский – редкий пройдоха, и вы ему не доверяли. Поднимались по лестнице, а не в лифте, прятали лицо от камер… Допускали, что ситуация выйдет из-под контроля?

– Пошел ты… – процедил Колесников. – Я здесь ни при чем!

– Вы поскандалили с ним. Потребовали свою долю. Кто действительно был ни при чем, так это бедняга Ясинский! Он не мог рассказать нам, что именно мы ищем; он не мог сообщить о настоящей стоимости картин… Со всех сторон обложен собственным враньем! Я еще при встрече поразился его энтузиазму, но списал это на то, что Ясинскому очень нужен Бурмистров. Как же, Бурмистров! Двадцать восемь изумрудов, готовых к отправке в Амстердам, ему были нужны! Он, как и вы, страстно хотел вернуть картины. Но в отличие от вас ему хватило ума не обвинять собственных подельников. А вы считали, что это он стоит за кражей, да? – Голос Макара звучал почти сочувственно. – Кто еще мог договориться с музейщиками и заплатить сторожу! Но нет. Адам этого не делал. Вы набросились на него, надеялись, что он станет откровеннее, если ему будет грозить физическая расправа… Но он сопротивлялся так отчаянно, что вам пришлось ударить его статуэткой по голове. Вы удрали. Удачно избежали преследования. Но у вас появился смертельно опасный свидетель: Петр Тарасевич. Единственный, кто мог рассказать об афере с изумрудами, а это вывело бы следствие на вас. Сперва исчезают картины, затем убивают Адама… Да, он боялся. Лидия Белых заглянула к нему незадолго до убийства – а он чуть не поседел от ужаса: решил, что клиентка обнаружила подмену камней. Для него было бы лучше, если бы это и вправду было так… Но старушка всего лишь хотела поблагодарить его за хорошую работу. Ну не забавно ли?

Никто не улыбнулся.

– Вы дождались в подворотне вечером. Его расписание было вам хорошо известно. Тарасевич боялся, но не конкретно вас. Не настолько он был умен, чтобы понять, кто стоит за убийством Ясинского. Вы подошли вплотную и, когда он поздоровался, ударили его ножом… Много было крови? – Колесников молчал. – Конечно много. Вся ваша одежда была в крови. Вам пришлось переодеваться в машине – ее вы оставили где-то в окрестных дворах, верно? Окровавленные тряпки выкинули в мусорный бак по дороге. Знаете, где вы допустили ошибку? Вам не хватило ума заляпать грязью номера. Вашу машину трудолюбивые оперативники обнаружили на камерах, и теперь я даже не представляю, как вы будете выкручиваться. А в свете того, что вы сотворили со своей женой…

Анаит ахнула.

– Господи, а что с Майей?

– Я думал, они заодно, – потрясенно сказал Мирон.

– Вы ошиблись. Андрей Львович решил сделать из нее козла отпущения. Связал – очень аккуратно, скотчем, чтобы не осталось следов на руках, – и оставил дожидаться его возвращения. Через некоторое время Андрей Львович, безутешный и рыдающий, сообщил бы, что нашел жену повесившейся. А рядом с ней – записку, в которой она сознавалась в двух убийствах. Вам нужно было отвлечь от себя внимание, и вы старательно подталкивали нам Майю в качестве замены. Даже устроили громкий скандал, рассчитывая, что его услышит соседка и перескажет нам. Так и произошло. Но когда мы вытрясли из Ломовцева, что на самом деле Куприянова вместе с остальными участвовала в краже, стало ясно, что вы лгали. А если вы лгали, значит, она в опасности. Поэтому вашу квартиру сейчас обыскивает оперативная группа, а Майю увезли в больницу – вы ей так качественно заклеили рот, что она едва не задохнулась.

– Вытрясли из Ломовцева? – переспросил Акимов. – Серьезно?

Он не мог представить, как можно что-то вытрясти из Тимофея.