Тигровый, черный, золотой

Шкафы выглядели как обломки Ноева ковчега. Им придали новую форму, вырезали дверцы и вставили ящики, но темно-красное дерево в прожилках еще помнило эхо шагов жирафов, с медлительным достоинством восходивших на палубу.

Бабкина окружали вещи, извлеченные из прошлого. Вешалки, которые заняли бы половину прихожей в его квартире. Гобеленовые кресла. Букинистические сокровища: потертые кожаные переплеты с тиснением, тускло поблескивающие фермуары, серебряные и эмалевые накладки – словно надгробия на могилах. Мир предметов увесистых, массивных, внушительных.

Он остановился перед буфетом. На левой дверце были вырезаны пахари, идущие по полю. На правой женщина кормила поросенка. Выпуклый, как бочонок, поросячий бок так и притягивал к себе.

– Не прикасайтесь, пожалуйста, – проскрипели за его спиной.

– Да, извините…

Пока Сергей восхищался мебелью, Макар задержался возле витрины с чайными сервизами. Молочный отсвет на стенках костяного фарфора. Золотая кайма. Причудливые формы кофейников – предмета, почти безвозвратно исчезнувшего из обихода. Крышки словно элегантные шляпки на дамах, выехавших на скачки.

Хрупкость и стойкость. То, что должно было разбиться много лет назад, пережило своих владельцев и их потомков. Каждая чашка, каждое блюдце были окружены прозрачным коконом замершего времени. Казалось, дотронься до любой из них – и прикоснешься к тому столетию, которое так бережно сохранило нежный фарфор, безжалостно растворив без следа куда более прочные вещи.

Внимание Илюшина привлекла маленькая желтая пиала, на которой был нарисован воробей, клюющий гроздь рябины.

– Воробей в китайской культуре считается вестником, несущим благие новости, – раздался сипловатый голос за его спиной. – Символ счастья и прихода весны.

– Однако сейчас октябрь, – сказал Макар, не оборачиваясь. – Трудно спорить с календарем такой маленькой птичке.

– Кто знает, кто знает! Воробей – это хорошее предзнаменование. Прошу вас, посмотрите поближе.

Из-за спины Макара выдвинулся пожилой мужчина с чисто выбритым обрюзгшим лицом. Вынув пиалу из витрины, он передал ее гостю.

Пиала оказалась почти невесомой. Макар спросил цену и, услышав ответ, понял, что воробей определенно являлся хорошим предзнаменованием для хозяина лавки.

Он расплатился и сказал:

– В прошлом месяце у вас купили две картины. Конец девятнадцатого века, Германия, если не ошибаюсь.

– Было, – подтвердил мужчина, не поднимая на него глаз. Он упаковывал чашку.

– Я видел эти картины у своего знакомого и теперь ищу похожие, – сказал Макар. – Хочу подарить старому другу на юбилей. Он любитель такого… романтического стиля.

Илюшин понятия не имел, что за картины были вставлены в рамы, в которых теперь красовались тигры с барсом, но, судя по тому, что хозяин лавки покивал, он попал в точку.

– Да, немецкий романтизм всегда в цене, всегда прекрасно смотрится. Есть кое-что в том же духе, схожей школы. Пойдемте, я вам покажу…

За небольшой дверью, куда нырнул хозяин, оказалось помещение, сверху донизу забитое предметами. Тикали напольные часы, светились прозрачно-желтыми шляпками, как ядовитые поганки, настольные лампы. Из-за гигантского подсвечника на Макара неожиданно уставился гипсовый бюст Ленина. Илюшин аккуратно обошел вождя и устремился за своим проводником. Бронзовые скульптуры, декоративные вазы, малахитовые столики… Он был в пещере сокровищ.

Они остановились у дальней стены, увешанной картинами.

– Вот, пожалуйста. – Владелец указал наверх.

Макар узнал в верхнем ряду знакомые рамы. Да-да, финтифлюшка на загогулине, ослепительная роскошь.

– Вряд ли это сами назарейцы, – сказал владелец, задрав голову и потирая подбородок. – Хотя стилизация под итальянское искусство раннего Ренессанса, безусловно, отсылает именно к ним… Обратите внимание на багеты. Глубокий профиль. Ширина. Великолепное обрамление, и они никогда не потеряют в цене, только приобретут. Очень достойный подарок. И, разумеется, вечные сюжеты…

Илюшин как раз рассматривал сюжеты. На одной картине рыцарь в доспехах вздымал коня на фоне леса. На другой золотоволосая дама играла с барашком. Обе картины показались ему слащавыми.

– Великолепно, – с чувством сказал он. – Но боюсь спрашивать о цене.

– Более чем гуманная, – успокоил владелец.

И назвал гуманную цену.

Илюшин посмотрел на него.

– Давайте вынесем их наружу, – предложил тот. – Вы взглянете при свете дня. Свет оживляет живопись, а здесь все-таки темновато… Получается, что я предлагаю вам кота в мешке.

Илюшин предпочел бы кота в мешке и Рыцарю, и Даме. Но человек, которым он прикидывался, с энтузиазмом поддержал предложение.

При свете дня ожившая живопись привлекла его еще меньше. Но он походил вокруг, покрутил головой с видом знатока, и принялся торговаться.

Ему удалось сбить цену почти в полтора раза. Однако сумма все равно впечатляла.

Наконец он понял, что владелец больше не уступит.