Тигровый, черный, золотой

Само собой, она позировала только ради денег. Ульяшин решил эту проблему – и в многочасовом утомительном труде отпала нужда. Теперь Машенька вместо работы посещала уроки живописи. И хотя толку они, по правде сказать, не приносили, он умилялся ее сосредоточенности на учебе. Собственно, его все в ней умиляло. Посмотрела фильм «Гардемарины, вперед» – впервые в жизни! – и подхватила словечко «шевалье». Теперь при любом удобном случае зовет возлюбленного: «Шевалье!» Такой пустяк, а приятно.

Он скрывал ее от всех. От жены – ну, это самое несложное. Любовь Петровна за столько лет ко всему привыкла. Верный боевой товарищ! Для творческого человека моногамия противоестественна, как говаривает Алистратов… Дурак, но в этом прав.

Чутье подсказывало Ульяшину, что Машеньку нужно беречь от чужих глаз. Сглазят. Унесут. Отберут. Никто не должен видеть, знать… После, когда будет заключен официальный брак… вот тогда можно! Пусть злобствуют. Там уже никто не посмеет распускать языки.

Его девочка приехала в Москву из маленького городка на Оке. Рассказывала о своей прежней жизни со старенькой тетей, которая отправила племянницу в столицу… Такая бедность, что у Павла Андреевича слезы на глаза наворачивались. До знакомства с ним лобстеров видела только на картинках. Он полюбил ее баловать. Машенька отказывалась от его подарков, твердила, что он и без них прекраснее всех на свете. Никто, говорила, никогда не относился ко мне с такой добротой, как ты!

Цепких, жадных, хитрых баб, и молодых, и старых, Ульяшин повидал за долгую жизнь великое множество. Тем поразительнее было встретить бриллиант. И когда! Тогда, когда он совсем разуверился, что бывает в жизни настоящая любовь.

В дверь позвонили. Он напоследок просунул голову в спальню, взволнованно зашептал:

– Котичек, не вздумай показаться им на глаза!

Машенька в ответ сонно промычала. А Ульяшин всерьез опасался, что частные сыщики увидят ее – и захотят забрать себе. Особенно этот, помладше. Голос вкрадчивый, вид скромника, а глаз-то блудливый! Ульяшина не обманешь. Он на таких юнцах собаку съел.

Сыщики снова пришли вдвоем. От старшего, хмурого гиганта, Ульяшин постоянно чувствовал невысказанную угрозу. Он не привык находиться рядом с такими крупными людьми.

Зато второй располагал к себе с первого взгляда. И оттого был еще опаснее.

– Павел Андреевич, скажите, если бы вам потребовались готовые рамы для картин, куда бы вы обратились? – спросил Макар.

Ульяшин поднял брови. Что за неожиданный интерес!

– В багетную мастерскую, разумеется. Некоторые художники делают рамы сами, но это искусство, ему нужно учиться. Конечно, можно взять четыре палки и сколотить квадрат или прямоугольник. Такое даже может быть концептом. Но если мы говорим о классических рамах…

– О рамах, в которые оформлены украденные картины, – уточнил сыщик.

– Так мы о работах Бурмистрова?

– Рамы стоят дорого. Они сами по себе могли быть объектом интереса вора.

Ульяшин поднял брови:

– Но, простите, это предположение нелепо…

– Отчего же?

Ульяшин ответить не успел. Дверь в гостиную приоткрылась, он увидел смеющееся Машенькино лицо, заглядывающее в щель.

Вскочив, он бочком подкрался к двери и прижал ее. Снаружи донесся тихий смех.

– Брысь! Нельзя! – громко сказал Ульяшин, чувствуя себя идиотом. Он мгновенно вспотел.

Сыщики с нескрываемым интересом наблюдали за происходящим.

– Павел Андреевич, – помолчав, начал Макар, но тут Машенька снова надавила на дверь.

Ох, несносная девчонка! Ну она у него получит! А если бы это были родственники Любови Петровны?!

– У меня тут… извините… питомец…

Ульяшин сделал попытку защелкнуть замок, но Машенька отыграла у него несколько сантиметров, и в щель просунулся ее пальчик. Нельзя же прищемить ей палец! Хотя на секунду Павел Андреевич так разозлился, что не исключал такой возможности. Как она неосторожна… Что за глупость, дерзость… Ведь он же просил!

– Павел Андреевич, это такая игра в «Солярис»? – с отвратительной вежливостью полюбопытствовал Макар. – Она только для вас или нам тоже можно присоединиться?

Издевается, сволочь! Ульяшин сдался и отпустил дверную ручку.

Он надеялся на Машенькино благоразумие, но какое там! Просочилась внутрь, тут же заулыбалась этому сероглазому мерзавцу, подняла брови при виде второго в притворном испуге.

– Вы частные детективы, да? Я вас уже видела! Узнали, кто вор? Это не я, честное слово!

– Мария!

Он за плечи вытолкал ее из комнаты. Вернулся, стараясь держать улыбку.

– Не обращайте внимания. Это моя натурщица, она весьма своевольна. Так мы говорили о…

– …о рамах, – подсказал Макар.

Второй сыщик смотрел вслед исчезнувшей девушке. У-у, подлец!

Ульяшин, называвший себя человеком европейской культуры, впервые в жизни пожалел о полной невозможности закутать некоторых женщин в чадру. Если подумать, это нужно для их собственной безопасности!..

– Павел Андреевич!

Ульяшин тряхнул головой и вышел из задумчивости.

– Да-да? Ах, рамы. Я понимаю, что они стоят дорого. Игорь Матвеевич выбирает себе все самое лучшее… Но красть картины из-за них? Исключено!

– Отчего же?