Тигровый, черный, золотой

– Больше ничего и не надо… – Акимов замедлился, взгляд задержался в точке за ее спиной; он что-то напряженно обдумывал.

Будь Анаит чуточку проницательнее, она поняла бы, что у Мирона только что родилась идея.

Он едва заметно прищурился.

На первый взгляд идея показалась ему гениальной. На второй вылезали кое-какие сложности, с которыми придется столкнуться… Но все преодолимо, если потрудиться.

* * *

Сначала Анаит намеревалась ограничиться коротким сообщением. «Я больше не работаю с Игорем Бурмистровым, с вами будет связываться другой человек». Но передумала и решила позвонить. Все-таки детективы заслуживают не сухой эсэмэски, а телефонного звонка.

Услышав в трубке доброжелательный голос сыщика, Анаит внезапно спросила, можно ли ей приехать. Ей нужно кое-что им рассказать.

«Разумеется», – сказал Илюшин и добавил, что они будут рады ее видеть.

Анаит понимала: это всего лишь формула вежливости. Она, конечно, дурочка, но не законченная идиотка: видит, как он умело использует свою обходительность. Не успел ты очухаться, как тебя окружили теплом, заботой, вниманием, и вот ты уже смотришь в рот Макару Илюшину и ловишь каждое его слово. Она побаивалась людей с таким фантастическим обаянием. Это словно магия. Может, он душу продал дьяволу!

Жертвой колдовства пала и Антонина. Анаит заглянула к ней в мастерскую и увидела букет сирени. Не было никаких сомнений в том, кто подарил Мартыновой веник.

Анаит заявила, что это дешевое позерство. Сирень в октябре! Она, между прочим, завянет быстрее, чем солнце закатится! Подарок рассчитан только на то, чтобы произвести первое впечатление: ах, сирень!

«Не дешевое позерство, а дорогое», – ухмыльнулась Мартынова. Она позволила Анаит поискать цветочек с пятью лепестками. Анаит полчаса провела, копаясь среди соцветий. Пятилепесткового не нашла, слопала обычный.

Едва переступив порог квартиры Илюшина, Анаит сообщила, что ее уволили, так что она не представляет ничьи интересы, кроме собственных. «Да, Игорь Матвеевич нас предупредил, – спокойно сказал Макар. – Проходите, Анаит».

Хм! А при Алике обращался к ней по имени-отчеству.

Эта мысль Анаит развеселила. И вообще, что она пристала к этой сирени? Нечего ревновать Мартынову.

Из кухни выглянул Сергей, улыбнулся. Анаит при первой встрече его испугалась до ужаса. А теперь так искренне ему обрадовалась, словно он пообещал ей работу.

От кофе она отказалась. Постаралась пересказать, что с ней произошло, как можно короче. Без эмоций. Только суть.

Когда она закончила, сыщики переглянулись.

– Ай да Юханцева, – задумчиво сказал Макар. – Ай да молодец. Анаит, я вам очень сочувствую.

– Меня кто-нибудь уже заменил? – спросила она с бьющимся сердцем.

– Нет. Игорь Матвеевич связывается с нами сам.

Анаит тихонько выдохнула. Пока Бурмистров ищет искусствоведа, у нее есть шанс.

– А что… что с поиском? – спросила она без особой надежды.

Макар покачал головой:

– Простите, мы больше не вправе давать вам отчет. Мне очень жаль.

– Да, мне тоже, – машинально сказала Анаит.

Однако разговор успокоил ее. Теперь сыщикам известно то же, что и ей. Хотя вряд ли от этого будет прок: какое отношение имеют к похищению картин происки Юханцевой? Никакого!

Она поднялась, собираясь прощаться. Илюшин неожиданно спросил:

– Анаит, а как зовут котов Бурмистрова?

– Тиран и Мучитель, – не задумываясь ответила Анаит.

– Как?! – с веселым изумлением переспросил Макар.

Она ойкнула:

– Простите! Тигран и Мачете! А что, они вас оцарапали? Это редкие породистые животные, Игорь Матвеевич ими очень гордится.

– Какое там оцарапали! – подал голос Сергей. – Чуть было шкуры с себя не сняли и не отдали последнее.

Глава 11

Надо было бы выпроводить Машеньку перед приходом этих детективных крыс. Но Ульяшину не хватило духу. Когда увидел ее, спящую, нежно-розовую на синих простынях, словно чудесная раковина на дне морском… Не смог. Поцеловал над ушком, накрыл одеялом: спи, моя радость.

Жена отдыхала в санатории. Он всерьез обдумывал развод. Конечно, разница в тридцать с лишним лет… Однако он еще свеж! В конце концов, у него есть статус, влияние, он мог бы помочь красивой молодой женщине…

Опять же, Машенька рисует! При мысли об увлечении своей возлюбленной Ульяшин непроизвольно поморщился. Детский лепет, а не рисунки. Линии как курица хвостом метет. Но до чего она мила, когда стоит перед холстом, нахмурив бровки, и делает вид, будто что-то понимает, смешивая краски на палитре! Ах, дитя, дитя! Рисуй, пой, делай что хочешь – только будь!

Счастье на склоне лет снизошло на Ульяшина. Машенька работала натурщицей, но с того времени, как проснулась их любовь, поклялась, что больше ни перед кем не станет раздеваться. Лишь перед ним… Ее целомудренность заставляла его трепетать.