Особенно нелегко пробраться в Лешеву Гарь. Полно здесь глубоких каньонов, заваленных узловатыми корневищами и упавшими деревьями, распадков, переплетённых виноградными лозами, лианами актинидии и лимонника.
Я и егерь Иван Гончарук добрались туда в конце октября. Егерь рано уходил на охрану охотугодий, а я прорубал путики на ближних сопках, устанавливал плашки и кулёмы, разносил к местам лова капканы. Работе мешал затяжной дождь, моросящий непрерывно несколько дней. Холодной осенней влагой напитались не только склоны сопок, деревья и травы на них, но и мои брезентовые брюки, куртка и рюкзак. Да и само озябшее тело, казалось, промокло насквозь.
В сумерках, дрожа от озноба, я притащился к биваку, где надеялся согреться у жаркого костра. Однако, к немалому огорчению, нашел здесь мокрые головни былого очага, пустую палатку и одиноко висящий котелок, доверху наполненный дождевой водой. Мой таёжный спутник ещё не вернулся из обхода егерского участка. И мне, пришедшему на ночлег первым, предстояло позаботиться об очаге и ужине. Уныло смотрел я на это дикое место, прислушиваясь к монотонному шороху дождя, шуму ветра в вершинах кедров, пытаясь уловить потрескивание сучьев под ногами егеря. Но темнота быстро сгущалась, а мой товарищ всё ещё бродил где-то в ненастной ночи. Какое-то время простоял я в нерешительности, обеспокоенный отсутствием егеря, но убедив себя, что Иван -- опытный таёжник, принялся разводить огонь. Это удалось не сразу. И хотя я сжёг весь запас сухого горючего, сбереженного на случай плохой погоды, немало истратил спичек, прежде чем костер хорошо разгорелся. Капли влаги падали в огонь, шипели на раскалённых углях. Костёр потрескивал, разбрасывая в ночную темень яркие искры.
Иван, как всегда, подошёл незаметно. Я вздрогнул, неожиданно увидев егеря перед собой.
-- Э, брат, да ты не охотник, -- неодобрительно сказал он, присаживаясь рядом и протягивая руки к огню. Пахло сыростью тайги, дымом, смолистыми дровами и крепко заваренным чаем, остывающим в старом закопченном котелке. Дождь продолжал накрапывать. От мокрой одежды валил пар, но у горячего пламени было тепло и уютно. Мы молча пили чай, ощущая, как по всему телу разливается приятная слабость, и размышляя о своём.
В эту непогожую неделю по заданию егеря я оттащил тяжеленный мешок соли к водопою, истоптанному копытами изюбров. Олени наведывались сюда погрызть солоноватой глины. Два дня потратил на ремонт зимовья, где переложил печурку, застеклил оконце, законопатил обветшалые стены и вправе был рассчитывать на похвалу. Но Иван повторил:
-- Нет, не охотник ты.
На лице Гончарука, красном в свете огня, играла усмешка. Он перехватил мой недоуменный взгляд и покачал головой:
-- Кто же в костёр еловые ветки бросает?! Глянь, как стреляют они. Так и пожар учинить недолго.
Только сейчас я понял свою ошибку: поленился собрать берёзовый валежник в мокрых зарослях и наломал ветвей от лежащей неподалеку ели.
-- Дождь идёт, пожара не случится, -- ответил я, обиженный замечанием егеря.
-- Согласен. Но ты и в сухую погоду мог бросить ёлку в костёр. Ведь не знал, что ель разбрасывает искры? Признайся...
Я промолчал, и егерь хмыкнул:
-- Гм, вот видишь... Э, брат, сколько ещё премудростей таёжных постичь надо, пока настоящим охотником станешь.
Мы забрались в палатку, улеглись на спальных мешках. Усталый, я готов был сию минуту заснуть, но Иван, против обыкновения, сразу не засопел, а продолжал начатый разговор.
-- Я ведь тоже поначалу ни огонь зажечь, ни след отыскать путём не умел. До всего сам доходил. И куролесил по тайге без толку тоже порядком. Сколько слышал, в книгах читал, что заплутавший человек по кругу на своё место выходит, не мог этому поверить. Как, думаю, так может быть? Идти прямо и на свой прежний путь выйти? Ну, пусть, собьюсь с дороги, буду блудить туда-сюда, так тем более выйду чёрт-те куда, но только не на то место, с которого ушёл. Так думал, пока сам не испытал. Признаться, и в лешего тогда чуть не поверил. Не иначе, подумал, бес водит. Не зря же ключ этот Лешевой Гарью прозвали...
Иван примолк, что-то вспоминая и укладываясь поудобнее, а я, забыв о сне, нетерпеливо приподнялся на локте:
-- А что же было на самом деле?