Максимов, так и не завершивший свою вылазку в обход, замер с поднятой дубиной. Застыло как будто все на шхуне и вокруг нее. Джимба посмотрел через борт, его губы раздвинулись в победительной улыбке, отравленные иглы просыпались на палубу, но он не стал подбирать их, а взял да и махнул куда-то вниз.
— Что с ним? — поразился Алекс. — Решил акулам провизии подбросить?
Хотел еще добавить, что так было бы лучше, меньше хлопот, но Рамос добежал до перерубленного бушприта и провозгласил:
— Мы на что-то сели!
Анита подошла к нему и глянула за борт. Там, в воде, тускло подсвеченной последними отблесками вечерней зари, виднелось каменное ложе. Шхуна с разбега наползла на него, потому и остановилась. Оно было гладким, без выбоин и выступов, это позволило избежать столкновения и, надо полагать, повреждений.
— Мель посреди моря? — Максимов прислонил ставшую ненужной дубинку к нактоузу и тоже оглядел нежданно возникшее препятствие.
— Это возможно, — ответил Рамос. — Капитан говорил, что в Центральной Америке много этих… сейсмических зон. Произошло подводное извержение, вот скала и поднялась к поверхности моря. Наше счастье, что она плоская, как стол.
Анита приоткрыла люк.
— Вероника! Эй, ты в трюме? Глянь-ка, не протекает ли корабль!
— Тут глаз выколи, Анна Сергевна! — донеслось снизу. — Ни бельмеса не видать… А на слух… не журчит вроде…
— Я сам проверю! — Рамос загрохотал сапогами по ступенькам.
Анита вновь повернулась к скале, застопорившей ход «Избавителя». Вода покрывала каменную плоскость дюймов на десять. В угасавшем свете определить точную площадь мели не представлялось возможным. Приблизительно в полутора десятках саженей от носа шхуны Анита различила выступавшую над водой глыбу с замысловатыми контурами. Туда, к этой глыбе, спешил Джимба, вздымая тысячи брызг.
Анита поделилась с Алексом пришедшими на ум опасениями:
— А ведь мы застряли намертво! Вытащить нас некому.
Максимов посоветовал ей не унывать:
— Подумаешь! Шхуна цела… ну, почти. А снять ее с мели — пустяк! Бросим якорь, зацепимся за дно и сдернем ее, как пушинку!
Столько бравады было в его тоне, что Анита безошибочно определила: он и сам не верит в легкость осуществления своей задумки.
Из трюма вылез Рамос, Вероника за ним несла зажженный факел. Яркий огонь, раздуваемый ветром, засиял над палубой, по ней растеклись бледно-желтые отсветы, и только теперь стало понятно, что уже совсем стемнело, и шхуну окружила самая настоящая ночь. А ведь капитанские часы не прозвонили еще и восьми вечера.
— Новых пробоин нет, — отчитался Рамос. — На старой немного отошла заплатка, я поправил.
Алекс немедля высказал ему идею касательно снятия судна с мели посредством якоря. Мексиканец отнесся к ней скептически.
— Учтите, что у нас нет кабестана, его разбило пиратским ядром. А стягивать шхуну со скалы вручную малыми силами… Удастся ли?
— Надо пробовать! Не век же нам тут торчать!
Энергия Максимова передалась Рамосу, и он более не перечил. Вдвоем они перенесли тяжеленный якорь на корму и забросили как можно дальше. Будь на шхуне шлюпка, его бы полагалось отвезти в море на всю длину имеющейся цепи, но, как мы помним, единственная лодчонка — четырехвесельный ялик — погибла вместе с капитаном Руэдой при взрыве неприятельского брига.
Женщинам было поручено обеспечить подсветку. Анита и Вероника встали у обводов кормы, каждая с факелом. Якорь ушел на дно. Рамос подергал цепь, она висела дрябло.
— Давайте еще раз!
Анита то и дело озиралась — ожидала, что Джимба, прогулявшись по скале, которая не должна была простираться слишком далеко, вернется на судно, причем незнамо в каком настроении. Вдруг он раздумает миндальничать и перестреляет всех из своей трубки как кроликов?
Но Джимба не появлялся и не давал о себе знать ни малейшим звуком. Это тоже настораживало.
Якорь забросили вторично, и цепь туго натянулась. Максимов и Рамос ухватились за нее и уперлись ногами в пол, как на соревнованиях по перетягиванию каната. Шхуна, однако, не сдвинулась ни на миллиметр. Анита воткнула факел в расщепленный борт и крикнула Веронике:
— Помогай!
Они выстроились как герои русской народной сказки. Дернули — раз, другой. Максимов запел «Дубинушку», Рамос — что-то ободряющее мексиканское. Корабль покачнулся, казалось, он вот-вот сойдет со своего постамента. Но силенок явно не хватало.
Тянули, пока не выдохлись. Вероника первой разжала руки и села, обмахиваясь ладонью и приговаривая: «Ой, мамочки, ой, божечки!» Прочие повалились кто куда.
— Ерунда! — упрямствовал Максимов и яростно лохматил слипшиеся от пота волосы. — Отдохнем и начнем сызнова.
Рамос отговорил его, сославшись на то, что сейчас в этой местности — время низкой воды. Говоря иначе — отлив. Для повторной попытки вернее будет дождаться глубокой ночи, когда море поднимется и достигнет наивысшей точки. Правда, предупредил:
— Приливы здесь невелики, больше чем на пятнадцать дюймов можем не рассчитывать. Но и то хлеб…