Тихие обители. Рассказы о святынях

Путей ко спасению много, много путей, ведущих к общению с Богом…

21 мая, суббота. За ранней обедней мы вместе с другими богомольцами сподобились причаститься Святых Таин. Между прочим, когда служивший иеромонах в последний раз вынес Святые Дары, я хотел положить земной поклон, но стоявший рядом инок удержал меня, говоря:

– Не кланяйся Святой Чаше: теперь ты сам носишь в себе Христа.

После обедни, напившись чаю, мы легли спать, так как ночью спали всего лишь часа два-три.

…Когда проснулись, то, оказалось, прозевали обед. Но благодаря отцу наместнику нам позволили подкрепиться и телесной пищей.

После этого мы пошли к пристани, куда в это время подходил уже «Валаам» с новыми богомольцами из Санкт-Петербурга. Перед ними повторились те же картины, какие испытали сами и видели мы ровно неделю тому назад…

Вечером мы случайно разговорились с одним братом, прислуживавшим в гостинице. Он жаловался нам, что слишком много им работы; жаловался или, лучше, скорбел – не потому, что ему трудно, нет, а потому, что за этой суетой остается мало времени для молитвы.

Собственно говоря, он и прав, и не прав, – как думается мне.

«Монастырь, по моему мнению, — коротко и точно определяет его святой Григорий Богослов, – есть учреждение, которое имеет целью спасение». Следовательно, и «монах – тот, кто живет для Бога и притом для Него Единого» (т. V, 285). Но «путей ко спасению много, много путей, ведущих к общению с Богом» (VI, 39). «Чему же отдаешь предпочтение, – спрашивает тот же святой отец, – деятельной или созерцательной жизни? В созерцании могут упражняться совершенные, а в деятельности – многие. Правда, то и другое и хорошо, и вожделенно; но ты к чему способен, к тому и простирайся особенно» (V, 169). Но, разумеется, совершенных не много; обычный же путь таков: «Соблюдай заповеди и не выступай из повелений. Ибо дела, как ступени, ведут к созерцанию. Трудись телом для души» (он же 11,142).

С этой точки зрения понятно, почему на Валааме большинство иноков заняты преимущественно трудом на общую пользу и только постепенно им дают свободу для молитвы. Ибо иначе можно было бы надорваться душой и вместо пользы получить неисправимый вред: свобода – оружие обоюдоострое. И сама жизнь показывает всю необходимость такого закона. Все эти и прочие тоже трудятся и трудом спасаются. Здесь место – любви, смирению, послушанию. Если даже не хватает времени для молитвы, то и это не вменится иноку в грех: «послушание паче поста и молитвы». Но душа жаждет, конечно, «небесной пищи».

Валаамский устав отводит довольно порядочное место молитве, предоставляя здесь много свободе иноков. Кто хочет, тот может найти время. Не знаю твердо, почему не хватало времени для беседовавшего с нами инока? Не от себя ли самого? Я, например, видел, как один же из гостинников ежедневно посещал утреню и пел за ранней обедней. Но, может быть, он был свободней почему-либо? Ответить не могу; поэтому лучше поверю скорби брата-гостинника. Тем более что подобное я услышал на другой день и от брата В.

А. Бида. «Молящийся Иисус». 1874