Тихий домик. Из партизанского дневника

— Знаю, — Кох остановился и пристально посмотрел на Шрейдера. — Вот поэтому я и выбрал своей резиденцией не Полоцк, а Верино. Относительное спокойствие меня вполне устраивает. Но я не сомневаюсь, что в этом паршивом городишке тоже свили себе гнездышко подпольщики-коммунисты. Бугайла мне докладывал, что четырех работников Веринского городского партийного комитета они уничтожили при попытке удрать на машине через линию фронта. Конечно, многие остались здесь. И в Полоцке и в Верино. Они самым тесным образом связаны с партизанами, руководят ими, добывают для них необходимые сведения. И пока мы не уничтожим их всех до единого, я не могу сказать, что мы здесь хозяева, что эта земля завоевана, что это наша земля!..

— Знаете, господин Кох, вы меня очень огорчили… Я солдат и в какой-то степени идеолог национал-социализма… Я работал при штабе и занимался идеологией. Комендантом меня сделали по моей собственной просьбе, поскольку я пожелал поближе ознакомиться с событиями в оккупированных землях России. Меня интересуют всякие эксперименты… И я хотел ими заняться. Вот и этот детский дом подвернулся вполне удачно… Но теперь я вижу, что по чьей-то вине мы там, в Берлине, не получали полных сведений о происходящем на занятых вами территориях Выходит, образно говоря, что мы в клетке с дикими зверями. Я теперь и правда боюсь, что меня завтра прихлопнут из-за угла… Или это все-таки преувеличено?

— Я не люблю преувеличивать или преуменьшать. Но сегодня спад наших успехов на фронте объясняется активизацией партизанских действий… И это еще только начало. Партизанские отряды не успели объединиться. Еще, наверное, не налажена их связь с центрами, с Москвой… И если не найти и не обезвредить их сейчас, вы представляете, что будет! — Кох выпучил глаза и расстегнул пояс — ему было трудно дышать. — И я не знаю, где будет жарче — на фронте или здесь, в глубоком тылу…

— Однако вы очень мрачно настроены… Я верю не только в нашу военную — силу, но и в силу нашей идеологии… И я все-таки докажу вам это на примере… ну хотя бы этого детского дома…

— Попробуйте! — Кох махнул рукой.

— Кстати, вы мне не раскроете имени агента в этом детском доме?..

— Нет!

Я уже сказал, что это один из лучших моих агентов. Я им дорожу. И вам совсем не надо знать, кто он и что он… У агента документ, подписанный мною. С печатью гестапо… В вашем покровительстве он пока не нуждается…

— Любопытно…

— Мой агент лично заинтересован в этом доме… Впрочем, больше я вам ничего не скажу…

— Но тогда игра получается нечестной… — Шрейдер покачал головой. — Я должен знать, какие — поручения будет выполнять ваш агент в детском доме…

— Прежде всего агент постарается связаться с партизанами…

— Как это ему удастся?

— Конечно, никакой поддержки от нас детский дом не получит. Пусть издыхают… Тогда взрослые захотят найти пути к партизанам. На это согласится мой агент…

— Логично…

— Возможно, сами партизаны набредут на детский дом и установят связь с его руководителями.

— Тоже верно…

Наконец, возможно, кто-то из воспитателей детского дома уже связан с подпольными группами. Такие связи агенту поручено выявить…

— Хорошо вы расставили сети…

Кох самодовольно улыбнулся.

— В моей игре все продумано…

* * *

Конечно, Кох лгал. Всего несколько часов назад он устроил своему агенту разнос за то, что был убит директор детского дома. Если бы тот дошел к своим, связь детского дома с подпольщиками и партизанами обязательно наладилась, а следовательно, можно было проследить, откуда тянутся нити и куда. Все стало бы значительно легче.

Теперь дело осложнилось. Придется хватать всех, кто станет активно помогать детскому дому продуктами, и производить тщательную проверку. А среди них большинство окажется просто обывателями, которые из сострадания помогают голодающим детям, стоящим на краю гибели…

Трудно будет разобраться. Кох знал, что, схватив одного-двух разведчиков или связных партизан, он еще ничего не добьется… И вот сейчас, после выпитой водки, он вдруг подумал, что в словах Шрейдера были какие-то верные мыслишки…

Разумеется, Шрейдер наивен. Трескотня радиопередач вскружила голову бывшему учителишке… Но ведь он преподаватель! Каким-то образом он умел влиять на детей. Он их воспитывал. И он правду говорит, что они выросли верными фюреру, Германии… Его ученики сегодня маршируют по землям России. Он научил их не рассуждать, беспрекословно выполнять приказы начальников. Он научил их верить фюреру, как богу.

Он им внушал: «Фюрер будет думать за вас!», «Фюрер будет руководить вами!», «Фюрер — это ваша совесть»!, «Будьте крепкими, как сталь, злыми и быстрыми, как цепные собаки!..»

— Любопытно, — произнес Кох, отрывая ладонь от глаз.

— Я думал, что вы вздремнули, — отозвался Шрейдер из соседней комнаты, дверь в которую была открыта. — И решил вам не мешать… Что же показалось вам любопытным?

— Да, вот тот эксперимент, который вы собираетесь провести в детском доме…

— А-а-а… — Шрейдер появился в халате и домашних туфлях.

— Что вас настораживает?

— Ненависть, с которой встречают нас русские…