Тихий домик. Из партизанского дневника

Шрейдер почувствовал себя совсем обойденным, несчастным, выкинутым из игры. Ему во что бы то ни стало хотелось принять какое-то участие в этом деле, но ничего придумать он не мог.

— И все же я преподнесу подарок аппарату Геббельса! — повторил вдруг Шрейдер. — За время, пока вам будут нужны дети, я проведу свой особый эксперимент — педагогический…

— Что за глупости?

— Глупости!.. — голос Шрейдера зазвенел.

Этого он и ждал. Не зря за фанерной перегородкой сидел его стенографист. Фриц, как считал Шрейдер, не задумывается над тем, что слышит, а действует, как машина. А он, Шрейдер, сумеет высказать великую преданность фюреру. Ну, а затем эти стенограммы Шрейдер спрячет в сейф. Он надеется, что они попадут в кабинеты рейхсканцелярии.

— Так вы говорите — глупости!.. Я хочу уничтожить в них веру в коммунизм! — распалялся Шрейдер. — Заставить признать, что мы для них — боги, высшая раса, что они должны нам служить… Это же детский дом. Трудно перевоспитать ребенка, когда на его глазах мы убиваем отца или мать. А у этих нет ни отца, ни матери. О, я знаю, кто они — дети улицы, воров, убийц, проституток, алкоголиков… Я хочу, чтобы они сами осознали наше превосходство. Они поймут величие Германии гениальность фюрера!

— Вы какими сведениями располагаете?

— О чем?

— Да вот об этих детях…

Шрейдер вынул сигарету, закурил.

— Кто вы по профессии? Кем были до войны? — спросил он Коха.

— Я всегда был в бою. Я разведчик…

— А я преподавал в школе. Мои ученики стали отличными нацистами, отличными солдатами фюрера! Они не привыкли рассуждать. Они свято верят в гениальность фюрера. На моем учительском столе всегда лежала книга «Майн Кампф». Она служила библией моим ученикам…

— Русские дети другие…

— В чем же другие?.. В том, что они неарийцы, да. И тем более их должна привести в восхищение сила личности фюрера. Представьте, я покажу им кинохронику: парады, марши, здравицы в честь фюрера! Это ли не вызовет в них энтузиазма? Когда они увидят, как плачут женщины, целуя фюреру руки, когда они увидят своих сверстников, готовых по приказу фюрера идти в огонь и в воду, они упадут на колени…

— Сентиментальные рассуждения, — изрек Кох. — Дети русских — сущие дьяволята. И лучшее для них — концентрационные лагеря, постепенное уничтожение…

— И все-таки я добьюсь своего! — напыщенно крикнул Шрейдер. — Им надо внушить, что они могут стать над другими русскими, если будут служить нам, будут верны фюреру…

Шрейдер многозначительно затянулся и выпустил дым.

— Не забывайте, когда мы займем всю территорию до Урала, нам потребуются верные помощники из русских, чтобы управлять на местах, чтобы проводить в жизнь все наши указания… — продолжал выкрикивать он. — Я знаю, что и вам было бы совсем нелегко, если б не такие, как Бугайла…

Теперь Кох не возражал, он только буркнул:

— Стоило прожить столько, сколько я при Советах, чтобы узнать русских!..

— А речи фюрера, — не унимался Шрейдер, — их пламенность! Их зажигательность! Его вдохновенный облик!.. Смотреть на фюрера и слушать его речи невозможно без слез умиления! Я покажу детям кинохронику…

— А на другой день их воспитатели повернут факты этой кинохроники против вас… — заметил иронически Кох.

— Какие воспитатели? — вскочил Шрейдер. — Я уничтожу всех этих воспитателей, носителей красной заразы, коммунистов, комсомольцев!..

— И этого вы не сделаете… — возразил Кох.

— Почему?

— Мне они нужны… Временно пусть сохраняется весь дом, кроме евреев и еще двоих… В лесах прячутся партизаны. Их поддерживает местное население. Мы несем большие потери… Партизаны взрывают мосты, уничтожают наших солдат, наши эшелоны с боеприпасами, которые движутся на фронт… Обстановка сложная. Я реалист и не могу сейчас сказать, что мы здесь утвердились. Партизаны совершают самые дерзкие вылазки и нападения. Видимо, это крупное соединение, которое имеет различные группы в разных местах. Есть сведения, что на нашей территории действуют подпольные коммунистические организации. Но следов к ним, равно как и к партизанам, мы не можем никак отыскать. Моя агентура с ног сбилась…

Кох тяжело дышал, лицо его побагровело; видимо, выпитая водка давала себя знать.

— А причем здесь детский дом?

Это карта в моей игре. Как только я ее раскрою, детский дом можете отправить в Германию или уничтожить… А сейчас мы должны оставить их в покое. Пусть голодают, подыхают… И партизаны неминуемо заинтересуются этим детским домом. Они появятся в окрестностях… И тогда мой агент доложит, кто с ними связан. У меня в руках появятся нити. Я смогу выловить связных партизан. Я узнаю, где находятся их соединения. Я разгромлю их всех и все их подполье. И вообще, хватит о детском доме! Есть дела посерьезнее.

Кох достал из кармана сложенную вдвое пачку листков, отпечатанных на машинке.

— Рекомендую ознакомиться с этими донесениями…

Шрейдер стал внимательно читать…