Тихий домик. Из партизанского дневника

— У этого мальчика большая травма, — вступила в разговор Зина. — Я подобрала мальчика под трупами взрослых. Они закрыли его своими телами во время расстрела…

Шрейдер кивнул понимающе головой, когда первый офицер перевел ему ответ Зины. Потом достал из кармана плитку шоколада. Долго ее развертывал, громко хрустя фольгой. Потом, не снимая перчаток, отломил две дольки и протянул их Саше.

Саша сжал губы и презрительно отвернулся.

— Знаете, этот мальчик никогда не любил шоколад, — поспешила вмешаться Зина — Правда, смешно?.. Вот так…

Шрейдер положил шоколадные дольки в карманчик курточки Саши и сказал:

— Он полюбит шоколад!

Саша быстро вынул шоколад и бросил его Шрейдеру под ноги.

Офицеры хотели схватить Сашу, но Шрейдер остановил их. Он усмехнулся и раздавил шоколад подошвой сапога.

Затем Шрейдер спросил у Зины через переводчика:

— Кто руководит этими детьми? Вы?

— Нет, — ответила Зина. — Руководит и детьми и нами Рыжеволова — опытная воспитательница, педагог…

— Педагог! — Шрейдер кивнул. — Пусть она подойдет. Мы будем с ней беседовать…

Вслед за Рыжеволовой они прошли в небольшую комнату. Офицеры сели, а Рыжеволова осталась стоять.

— Где мужчины? — спросил Шрейдер.

— Мужчины ушли. Мы остались одни…

— Куда ушли? К партизанам?

Нет. Это случилось еще во время эвакуации…

Шрейдер укоризненно покачал головой.

— Нехорошо! Нехорошо обманывать. Вы спрятали мужчин. Вы спрятали евреев. Вы нарушаете инструкции германского командования. И я должен бы вас арестовать… Но я этого не сделаю. Потому что мы с вами коллеги…

— Что вы имеете в виду? — спросила Рыжеволова. — Я не совсем вас понимаю…

— Я преподавал в немецкой школе!

— Ах, вот что…

— Да. И я не хочу с вами ссориться… При условии, если вы будете мне помогать…

— Что я должна делать?

— Воспитывать детей! — подчеркнуто сказал Шрейдер.

— Я этим занималась двадцать лет…

— И занимались неправильно! Теперь мы будем заниматься их воспитанием! Они станут верными людьми национал-социалистической трудовой партии России…

— Что это за партия? — удивилась Рыжеволова. — Первый раз слышу…

— Партия, которая исповедует нашу идеологию, — сказал Шрейдер. — Партия, преданная идеям фюрера…

— У нас нет такой партии.

— Вы хотите сказать, что у вас есть партия коммунистов?.. Так вот. Коммунистов нет. Коммунистов будут расстреливать. А эти дети возненавидят коммунизм. Они будут верными проповедниками национал-социализма! Нам нужны люди, которые помогут от Польши до Урала утвердить нашу власть… В нашем районе отделение национал-социалистической трудовой партии России возглавляет господин Бугайла…

— Что это за глава «трудовой» партии, который никогда нигде не работал? Его знают все в округе как мошенника… — презрительно сказала Рыжеволова.

— Коммунисты нас называют и более резко! — отвечал Шрейдер. — Но Бугайла будет вождем этих детей! Он научит их ненавидеть коммунизм и различать людей по сортам. Люди второго сорта должны трудиться на арийцев. Люди низшего сорта: евреи, цыгане и прочие — подлежат уничтожению. Это же азбука!..

— И это вы называете воспитанием?.. Убийства. Шрейдер встал, подчеркнув тем самым, что разговор окончен.

— Приступайте, — коротко бросил он офицерам.

Всем детям и воспитателям велено было собраться в самой большой комнате. На стене натянули простыню.

В комнату солдаты внесли кинопроектор. Окна закрыли одеялами. Стало темно.

И вот вдруг во весь экран возникло лицо человека, которого дети никогда не видели, никогда не знали, но который сразу вызывал страх и отвращение…

Холеное лицо, слегка провислые щеки. Тусклые глаза навыкат. Узкие губы сжаты. Низкий лоб наискосок перерезала черная прилизанная прядь. Под носом чернел квадрат усиков, какие носил комический герой Чарли Чаплина.

Но этот не был фигурой комической. Этот выражал собой разрушительную силу и фанатизм. Он стоял с поднятой вверх рукой, застывший, как статуя.

— Русские дети, встаньте!.. — приказал Шрейдер, и офицер перевел его слова.

Дети неохотно стали подниматься со скамеек.

— Вы видите перед собой гения!.. Вы видите перед собой нашего обожаемого фюрера Адольфа Гитлера…

Дети заволновались. Так вот он какой этот Гитлер, имя которого они привыкли произносить с презрением!.. Нет, они его не боялись. Они его ненавидели!

На экране замелькали другие кадры. Гитлер произносил речь на огромном стадионе. Он кричал, бил себя кулаками в грудь, размахивал руками, подпрыгивал, становился на носки, делал лицо свирепым, глаза выкатывал так, что, казалось, они вот-вот выскочат из орбит. Он все больше свирепел, изо рта летела слюна. Кулаки его крутились возле лица. Наверное, он изображал мясорубку, через которую собирался пропустить завоеванные народы…

— Бесноватый!.. — шепнул Володя Большой Володе Маленькому.

— Бесноватый фюрер!.. — шепнул Володя Маленький Васе Попову.

И вдруг из толпы «мальчиков послышался ясный голос:

— Бесноватый!!!

Ребята узнали голос. Это сказал Саша.

По залу прокатился смешок.