Тихий домик. Из партизанского дневника

— Адольф Гитлер гениально заметил, что любой фельдфебель может стать учителем, но не каждый учитель может быть фельдфебелем!.. Вы, избранные мной, вскоре получите пистолеты… Вам ведь хочется быть взрослыми, командовать, есть сладости, делать все, что вздумается?.. А подумайте о будущем! Вы вырастете и станете богатыми. Вы будете разъезжать в собственных автомобилях, жить в собственных домах! Вам не нужно будет работать. Вы будете только развлекаться!.. А прислуживать вам будут рабы…

— Нет! — произнес вдруг Саша. — Этого не будет! Вам всем — капут! Гитлеру — капут!..

И Саша сорвал с себя повязку. А за ним сорвали повязки и другие мальчики, и все они крикнули:

— Нет!!!

Фашистские солдаты схватили автоматы и хотели уже открыть стрельбу, но Шрейдер остановил их.

Он был взбешен… Он увидел, как воспитательницы заслонили собой этих «избранных» ребят…

— Взять его!.. — рявкнул Шрейдер, указывая на Сашу. — Я научу этого русского мальчишку есть шоколад…

Глава IX В изоляции

Томительно тянулись месяцы. Давно ушел в партизаны Павел Тишков. Нет никаких вестей от арестованного фашистами Саши. Хотя Лидия Сова не раз ходила в Верино, обещая собрать какие-нибудь сведения, возвращалась она только с коробкой лекарств и килограммом соли…

Никита Степанович Тишков, Лена и Клочков тащат на себе мешки с провизией, которую нашли в условленном месте в лесу. За провизией теперь приходится ходить далеко, так как гитлеровцы в районе активизировались, всюду расставлены их посты. Партизаны действуют осторожно…

И вдруг воспитатели встречают Люсю Соротку. Девочка взволнованно сообщает:

— Сегодня был налет фашистов на дом. Они забрали Володю Маленького, Васю Попова и Рыжеволову…

— Это результат того посещения, помните… — заметил Клочков.

— Да… — поморщился Никита Степанович. — Тронули только их… Кто же все-таки шпионит?

— Вы в этом уверены? — спросил Клочков.

— Так все получается… Рыжеволова держала связь с партизанами, и ее забрали… Не случайно это!.. А ведь она никаких тайн мне не доверила… Я даже не знаю, где Павел. Не знаю, через кого мы получаем продукты… Кто-то обрубил те нити, которыми мы были связаны со своими… И похоже, что мы оказались в плену стихии…

А было так…

…Фашисты ворвались под утро, когда дети еще спали.

Создавалось такое впечатление, что они спешат, выполняя чье-то задание.

— Где Рыжеволова? — закричал офицер.

— Это я.

— Мы навели справки. Вы коммунистка!..

— Но откуда вам стала известна моя фамилия?..

В детском доме я давно не работала и жила в другом городе… Может быть, я другой человек?.. Может, я только сейчас назвалась Рыжеволовой?..

— Вот это мы и выясним! — ответил офицер. — Собирайтесь, да побыстрее…

Затем офицер распорядился выстроить всех ребят.

Их стали будить, они плакали, не хотели одеваться, просили дать им поспать…

Наконец, офицер сказал, что ему нужны только двое — Володя Маленький и Вася Попов.

Их вместе с Рыжеволовой посадили в машину и увезли…

* * *

Относительно спокойно прошел месяц. И вот все продукты кончились, а новых не поступало.

Тишков догадывался, что где-то они есть, где-то их оставляют для детишек партизаны, но связь нарушена…

Оставалось одно: самим, как и в первые дни, отправиться по окрестным деревням собирать продукты. Факт, что партизаны есть; возможно, удастся установить новые связи…

Были созданы и два детских отряда. Одним командовал Володя Большой, другим — Люся Соротка.

С арестом Рыжеволовой активизировалась Лидия Сова. По всему было видно, что она хочет быть во главе детдома в минуты опасности, когда мужчины вынуждены прятаться.

Тишков знал, что самый страшный день наступит тогда, когда гитлеровцы откроют огонь по детям.

И это случилось…

* * *

В детском доме вдруг зазвонил телефон!

Никита Степанович сначала ушам своим не поверил, Когда это было в последний раз, чтобы телефон звонил?.. В тот памятный день, когда им сообщили, что необходимо эвакуироваться…

Тишков, не отдавая себе отчета в том, что делает, взял трубку и произнес спокойно, как в мирное время:

— Я слушаю…

— Господин Тишков? Говорит Кох…

Тишкова обожгло, как огнем, — какую он допустил оплошность! А впрочем, напрасно было прятаться. Фашистам все известно; известно, что он, Тишков, остался в детском доме и руководит им.

— Что же вы не отвечаете? — (продолжал Кох, и Тишкова удивило, как хорошо он говорит по-русски. — Вы не умерли от разрыва сердца?

— Что вы хотите? — спросил Тишков.

— Ну вот. Так-то лучше, господин Тишков… Я с вами поговорю как-нибудь в другой раз, а сейчас передаю трубку вашему непосредственному начальнику, господину Бугайле…

— У меня здесь нет начальников…

— Ослушание в вашем положении равносильно смертному приговору самому себе, — прервал его Кох. — Будьте благоразумны. Как видите, мне все известно, с самого начала вашей неудавшейся эвакуации. Я слежу за каждым вашим шагом. Я мог бы вас сто раз уничтожить, но я этого не сделал…

— Почему вы этого не сделали?

В трубку было слышно, как Кох вздохнул.