Тихий герой

Первым делом я посмотрел на Невилла в магическом диапазоне. Не знаю, чем его атаковали ментально, но физически он был в порядке, просто без сознания. Оттащив с дорожки, я приступил к основному занятию.

Подошёл к лошади, присел и провёл рукой по густой и неожиданно мягкой, шелковистой шерсти. Тело тёплое, животное умерло недавно. Кровь в сосудах ещё не свернулась, и это хорошо. Работаем.

Я достал из хранилища алюминиевый молочный бидон на двадцать литров, резиновые перчатки, прорезиненный фартук, защитный экран на лицо и кусок толстого каната. Бидон открыл, защитное снаряжение надел, а канатом обмотал животину. Магическая тварь, даром что мёртвая, могла не позволить применить к ней чары левитации, а вот к обёрнутому вокруг неё канату — вполне. У магов, кстати, есть похожий «эффект Мюнхгаузена»: непосредственно себя они поднять не могут — чуть-чуть тяги не хватает, а вот доску, на которой стоят — вполне, без усилий и многими способами.

На вид единорог оказался меньше обычной лошади, а также тоньше и изящнее по пропорциям. Белоснежная шерсть свидетельствовала о том, что передо мной — взрослая особь. Как вообще можно было его ранить? Не знаю, насколько они могучи, но в быстроте с ними в лесу мало что может сравниться: они способны легко и неограниченно долго телепортировать скачками до ста метров за раз, не считая стремительности обычного бега. Очень хорошо слышат и чувствуют неладное.

По большому счёту, единорога можно достать только одним реальным способом: если он сам добровольно идёт на смерть. Например, прикрывая кого-то другого.

— Прости, лошадка, — тихо сказал я. — Тебе уже не помочь. Но я позабочусь о том, чтобы больше из твоего племени никто в ближайший год не умирал.

Труп поднялся в воздух, и я рассёк шею заклинанием. В бидон полилась тонкая серебряная струйка. Ожидаемо мало, но на большее и не рассчитывалось. Нащупав сердце, я простимулировал его запуск. Сердце млекопитающих — это не простой однокамерный насос, и для его работы требуются согласованные по временно́му графику сокращения разных групп мышц. К счастью для нас, весь согласующий механизм находится здесь же, в самом органе, в виде его, сердца, проводящей системы. Сигналы, сокращающие желудочки и предсердия, идут не из головного мозга, а порождаются на месте — рефлекторно, организованно и в большой степени саморегулируемо. Таковы требования к надёжности работы этого важнейшего органа.

Кровь полилась мощными толчками. Не лучший режим работы кровеносной системы, конечно, но я не собирался измываться над трупом дольше необходимого.

Бидон снабжён консервационными чарами. Это не стазис, но я не хочу светить стазисным зачарованием перед Квирреллом. Да, этот запас крови предназначается именно ему. Наполню бидон и перенесу в личные покои с анонимной запиской: пей это и не вздумай убить кого-то ещё; если в Лесу до конца года умрёт ещё хоть одна винторогая лошадка, о твоём насельнике станет известно Амелии Боунс лично.

Двадцати литров Квирреллу с лихвой хватит, чтобы дожить до лета и загнуться от гангренозного проклятия. График приёма «витаминов» можно сделать более спокойным и размеренным, не вылезая в Лес раз в неделю и не выхлёбывая «лекарство» в «передозных» количествах про запас. А консервирующие меры он и сам предпринять сможет. Не Уизли, чай.

Почему я вообще этим занимаюсь? Потому что Хранитель имеет союзные обязательства перед Запретным лесом, если вы ещё не забыли. Я обязан участвовать в его защите в случае вот таких вот напастей. Пусть я пока слаб и мало что могу сделать с этим маньяком, особенно в свете того, что мне нельзя о нём ни сообщить кому-либо, ни пару костей на ногах переломать. Но позаботиться о том, чтобы жертв больше не было, я в состоянии.

Наполнив бидон, я опустил единорога на землю и придал ему достойную позу. Канат исчез под действием «Эванеско», а надёжно запечатанный и вытертый снаружи бидон накрылся сумкой… или скорее мешком путешественника. В изнаночное хранилище я эту странную магическую субстанцию помещать не рискну — мало ли, испортится там или взорвётся, заляпав вещи токсичной жидкостью.

Два кентавра вышли на полянку, когда я задёргивал горловину мешка рывком за специальную верёвку. Видели фокус «я только что накрыл большой громоздкий ящик этой чёрной шалью — хлоп, никакого ящика, только шаль»? Вот и у меня в руках остался только комок тонкой ткани размером с носовой платок.

— Марс сегодня яркий, — не подкачал со злободневным запевом Ронан.

— Ты прав, Ронан, — продолжил партитуру Бэйн. — Марс сегодня необычно яркий.

— Это ребрендинг, — буркнул я, осторожно снимая прорезиненный фартук и укладывая его на траву. — Они поменяли упаковку, в ответ на новый вкус у «Сникерсов».

Оба кентавра озадаченно уставились на меня. Видимо, я поломал им привычную схему.

— Вы не туда смо́трите, уважаемые, — сообщил я, снимая перчатки и бросая их на фартук. — Прямо у вас под ногами. Вы его почти затоптали.