Но не всё было так гладко. В те дни, когда её одолевала тоска – когда луна на небе висела недоеденным вареником, обезображенным клочьями облаков, - Шерил лежала на кровати, смотрела на извилистые трещины потолка. В доме стояла гнетущая тишина... одна. Она думала о будущем. О счастливой и бессмысленной жизни, которая простиралась перед ней ровной лазурью и обрывалась где-то далеко впереди, за горизонтом. Думала о том, как она закончит учёбу и поступит на работу, и дни будут лететь всё быстрее и замелькают одной стремительной вереницей, увлекая её вперёд, к неизбежной старости. Эти думы пугали её, заставляя плотнее сжимать веки и вглядываться в успокаивающую тьму. В этой темноте медленно вырисовывались величественные пустые улицы, окутанные белым туманом, такие мирные и спокойные. Улицы родного города...
Место, которое она ненавидела и боялась, становилось желанным. Шерил снова открывала глаза, видела синий ледяной прямоугольник окна. Грохот машин проникал в её спальню, и она вдруг попадала в старое доброе время, когда всё было подкупающе простым и понятным. Друзья, ухажёры, учёба, её нынешние проблемы – в лунном свете всё выглядело тусклым и неважным, уходя на задний план. С острым, как лезвие бритвы, ужасом, она осознавала, насколько обособлена от большого мира. Он никогда не поймёт её, не пустит к себе... как и она – его. Взаимная ненависть с годами могла только расти, и если уж что-то делать, то это нужно сделать сейчас, покуда есть силы, пока не поздно. Но что?.. Шерил не знала. Она очень хорошо убеждала себя, что не знает... Но почему-то, почему-то в нос продолжали проникать влажные капли тумана, а сквозь прикрытые веки глаза различали мостовые, по которым годами не прохаживалась нога человека. Далеко-далеко, за десятки миль... Шерил думала, думала, но никак не могла к чему-либо прийти. Так и засыпала – усталая, измученная душевными метаниями, с тлеющей надеждой, что завтра будет лучше.
Шерил осторожно поправила цветы и встала. Смотрела, не смахивая слёз с лица, на имя отца, высеченное на камне, потом перевела взгляд на кромку горизонта, где садящееся солнце обильно раскидывало золотистые брызги.
Сейчас, когда небо было таким чистым и свежим, и трава казалась ожившим изумрудом, а солнце блистало во всей красе, она особенно остро чувствовала щемящее ощущение в груди, призывающее её идти вперёд, в безотчётную даль. В этом порыве сливался реющий хор молитв, плеск воды, бьющейся о берег, звуки и формы черно-белой ночи, звон переливчатого тумана... и многое, многое другое. То, что в своё время чувствовал её отец, чувствовали люди, ведомые необъяснимым влечением в незнакомый город, который молча возвышался над прозрачной гладью озера Толука. Это был зов...
Зов Тихого Холма.