Тихий холм

Прошёл ровно год с того дня, когда не стало отца. Со дня, когда Хизер стала Шерил. Она помнила бурю, которая пронеслась над Эшфилдом той ночью – а сегодня на небе не было ни облачка. Пронзительно-синее небо уходило прямиком в бесконечность, и зелёный бархат кладбищенской травы чуть заметно колыхался под порывами ветра. Щебет голубей, ласковое тепло и золотистый диск заходящего солнца... Словно этим вечером в окраине города справлялся праздник жизни, нагло отрицающий всё то, что имело место год назад. И эта крохотная могила, одна из сотен в ряду – не более чем нелепое недоразумение. Иные могли поддаться красочному очарованию и поверить, что так оно и есть. Но не она.

Вначале люди ничем не владели. Тела их обращались в пепел; их пожирала взаимная ненависть, порождающая кровопролитные войны. Казалось, они застряли в тягучем болоте и их ничто не спасёт.

Что касается её самой... наверное, можно было даже сказать, что жизнь Шерил налаживалась неплохо. Первые месяцы были сущим адом (особенно по вечерам), это было неизбежно. Но со временем горечь утери стихала – медленно-медленно, оставляя несходящие рубцы, но всё же... Дуглас купил ей квартиру (хотел переселить в Калифорнию, но она резко воспротивилась, заявив, что никуда из Эшфилда не уедет). Полгода она перебивалась с одной работы на другую, по ресторанам и клубам. Потом Дуглас сумел убедить её, что будет гораздо лучше, если она получит высшее образование, и ещё – это стоило ему немалых сил, - что ничего страшного не стрясётся, если за обучение заплатит он. Шерил долго упиралась, но детектив был настойчив. Так что сейчас она могла называть себя полноправной студенткой колледжа Святой Ренаты.

Но нашёлся мужчина, который впервые осмелился произнести вслух имя Господа. Он предложил всевидящему Солнцу жертву – ползучего змея. Женщина, которая была с мужчиной, предложила Солнцу животворящий тростник и попросила радости для всех. И наконец, от их молитв был рождён Бог.

Как это ни ужасно было признавать, но разрушение крохотного мирка послужило на пользу взаимоотношениям Шерил с окружающими. Теперь у неё было много (много?.. Ну да ладно, ведь правда много) приятелей и подруг, которых раньше не имелось вообще. Она сама отмечала, как стала более общительной, что ей чаще хочется выходить из дома развеять своё одиночество. Ощущения для неё были новыми, слегка кружащими голову. Сначала это её пугало. Потом она привыкла, научилась получать удовольствие от того, что, пожалуй, именовалось «настоящей» жизнью. Некоторое время назад она с растерянностью заметила, что за ней пристально следят сразу несколько парней из числа сокурсников.

Бог создал время, отделив день и ночь от единого мрака. Он открыл для всех желающих путь к спасению, даруя людям радость, о которой они раньше не смели мечтать.

Дуглас часто звонил ей, а раз в пару месяцев заходил на огонёк, выбравшись из своего домика в Солнечном штате. Было видно, что пребывание в Эшфилде не доставляет старому детективу удовольствие; в сущности, он приезжал только затем, чтобы повидать Шерил, убедиться собственными глазами, что с ней всё хорошо. Он видел её своей дочерью и панически боялся за неё, как когда-то отец. Воспоминания тяготили и его... но когда Дуглас приезжал, они ни словом не поминали Тихий Холм – незачем бередить и без того с трудом заживающие раны. Пережито – забыто. Сидели за столиком с чашкой чая, болтали о том о сём... Рассказывала в основном Шерил, Дуглас же оставил практику частного сыска, и новостей у него бывало мало. За год он сильно постарел, морщины приумножились, а волосы прибавили серебра и заметно поредели. А ещё Дуглас продолжал пить.

Сейчас он ждал её в машине. Приехал почтить память Гарри Мейсона, человека, с которым он не успел даже перекинуться словечком. Они приехали сюда вдвоём, но Дуглас хорошо понимал состояние девушки и потому быстро ретировался под невнятным предлогом, оставив её наедине с разогревшейся на солнцепёке мраморной плитой.