- Хизер... Не надо... Что ты делаешь?
Он хотел кричать, но губы едва шевелились, выдавливая неслышимый шёпот. А Хизер была уже у скамейки, и нож был высоко поднят, и в глазах девушки горели бесноватые огоньки. Дуглас перестал дышать. Он отчаянно старался закрыть глаза, чтобы не видеть её неотвратимое приближение, но не смог: темнота под веками была слишком страшна.
Она сделала выпад, и Дуглас услышал победный клич:
Он дёрнулся, зная, что никуда не убежит от лезвия. Хизер отступила на шаг назад, посмотрела на посеревшее лицо детектива и звонко рассмеялась:
- Просто шутка.
Понадобилась целая минута, чтобы Дуглас пришёл в себя. М-да, подумала Хизер, похоже, переборщила. Даже оправившись от потрясения, Картланд продолжал напряжённо всматриваться в её лицо, ожидая подвоха. Хизер виновато молчала. Увидев, что нож ещё в руке, она размахнулась и отшвырнула его прочь. Наконец Дуглас изрёк севшим голосом:
- У тебя ужасные вкусы.
- Да, я знаю, - она нарочито беззаботно махнула рукой. Дуглас слабо улыбнулся, и ей стало легче.
- Так всё кончено, Хизер?
- Да. Мы победили, - она даже удивилась, как твёрдо и красиво прозвучало это на её устах. Но раз так получается, то почему бы и нет? Дугласу совершенно необязательно знать об отчаянии и сомнениях, одолевавших её на протяжении обратной дороги в парк. Множество мыслей посетило за этот короткий срок её голову... о дальнейшей жизни, о верующих Тихого Холма, которые соберутся утром возле разрушенного святилища, о пустынных, но таких родных улицах городка... Но решающим обстоятельством, соломинкой, перетянувшей чашу весов, стал мимолётный образ отца, который посетил её после победы над Богом. В том, что это был отец, а не очередной мираж, Хизер не сомневалась. Она даже ощутила тепло его любви, на минутку заполнивший сырую комнату. Отец приходил, чтобы подбодрить её в трудную минуту. Неизвестно ещё, что было бы, если бы не это последнее свидание. Пусть недолгое, но возродившее в ней веру и стремление к жизни.
- И не называй меня Хизер, - сказала она. – Я больше не прячусь.
- Хочешь, чтобы я называл тебя, как прежде? – Дуглас нахмурился, пытаясь вспомнить свой первый разговор с Клаудией. – Как там было...
Пожалуй, тут нужно было детективу помочь.
- Шерил. Имя, которое дал мне отец при рождении.
Как только она приняла решение – спонтанно, ничего не планируя заранее, - на сердце стало легко и свободно. Что может быть логичнее, подумала она. Возвращение к истокам. Отец был бы горд её выбором. А «Хизер»... Что ж, ей никогда не нравилось это имя с ужасными уменьшительно-ласкательными.
- Шерил, - повторила она, обкатывая слово на языке. Ей понравилось, и она повторила. – Шерил.
- Ты цвет волос тоже вернёшь?
Хизер посмотрела на детектива – что он имеет в виду? Поняв вопрос, она весело рассмеялась:
- Ну не знаю. Тебе не кажется, что блондинкой быть как-то интереснее?
- Хм... – Дуглас почесал затылок. – Может, ты и права. Откуда мне-то знать?
Он усмехнулся, вспомнив, что Ричард тоже был блондином. Дугласу было приятно видеть, как она смеётся.
- Ладно... Шерил, - он шевельнулся, отгоняя прочь плохие мысли, - раз всё позади, то почему бы нам не покинуть это милое местечко? Признаться, пейзаж уже порядком приелся глазам старика.
- А ты сможешь ходить? – Хизер обеспокоенно наклонилась к нему и взяла под локоть. Дуглас потянулся вверх:
- Надеюсь с твоей помощью доковылять до тачанки, а там уже...
Он поморщился от боли, когда больная нога коснулась земли, но выпрямился и сделал первый шаг. Хизер осторожно вела его, приговаривая:
- Вот так – сюда, ещё шаг... Хорошо.
Дойдя до синей калитки, она обернулась. Обвела тревожным взглядом сломанную карусель, мерно шепчущиеся кроны деревьев и одинокий лик луны. Ждала, когда где-то между ними промелькнёт неясная чёрная тень – но ничего такого не было. Посреди мёрзлого осеннего парка гулял только ночной ветер, кружащийся в неистовом танце с самим собой... и больше никого.
эпилог
Цветы на сером могильном камне колыхались на ветру лепестками чашечек. Казалось, что букет, сорванный утром, ещё жив и силится пустить корни в непробиваемый мрамор. Над ними, на медной пластине (начавшей уже выцветать) было вытиснено имя отца. Его фото, где он улыбался в камеру, сидя в кабинете за пишущей машинкой. Она сама делала это фото. Правда, на остеклённом овале поместилось только лицо. Шерил вздохнула и опустилась на корточки перед могилой. Ветер перестал дуть; лепестки замерли в ожидании. Время остановилось.