Тихий солдат

– Я твою наглую харю по корме размажу, если ты, сявка черноморская, еще раз свой вонючий хвост без моего командирского соизволения на кого-нибудь задерешь!

Урки отпрянули к темным углам подземного грота, в котором происходило судилище, и тревожно зашептались.

– Вербицкому так и так крышка у немчуры! – уже спокойнее резюмировал Войсковой, – Он им своим быть не может ни при каких обстоятельствах. А вот вы сегодня тут, а завтра там… Кому веры больше?

– Так он братву на шконки клал, как рыбу на прилавок! – возмутился обиженный Солопов, – А теперь мы чего, одну баланду с ним хавать будем? Западло нам!

– И будешь! – вновь грозно зарычал Войсковой, матово блеснув своими бесцветными глазами с точечкой неподвижного зрачка, – Еще как будешь! А то…давай отсель… Катись к своей блатной матери! Тут война в полном, понимаешь, разрезе, а не ваш дешевый уркаганский дебош. Кто подчиняться не будет – скатертью дорога! Это мое последнее гуманное балтийское предупреждение! По законам военного времени, дальше так и вообще пуля! Кто останется, пусть это зарубит на своем персональном шнобеле. Тут вход рупь, выход три вперед штиблетами!

Он подумал немного, потом резанул ладонью сверху вниз, будто шашкой:

– Назначаю Вербицкого старшим над вашей жиганской оперативной группой. Начальником разведки. Точка! Или распущу к вашей чертовой блатной матери всех и каждого!

Дальше он выдал такую многослойную гневную тираду, что даже привычный слух коренного одессита прокурора Вербицкого был приятно изумлен.

Как ни странно, разведчики сработались – семеро воров, бывший прокурор и еще два участковых милиционера оказались до такой степени эффективными диверсантами, что о них ходили легенды.

Почему Леонид Вербицкий ушел из отряда и как он пересек линию фронта в январе 43-го года осталось тайной для всех. Объявился он в контрразведке Первого Украинского фронта. Потом был направлен куда-то на учебу в тыл и вскоре вновь появился на какой-то должности в разведотделе штаба фронта. Поговаривали, что и в Одессе он оставался по специальному секретному заданию, а, выполнив его, вернулся к своим. Правда, скептики этой версии загадочно усмехались – умнее, мол, хода придумать было трудно: еврея оставить в тылу у нацистских зверюг!

Но другие возражали: ход как раз умный, потому что именно так и немцы бы подумали. А у него, мол, было свое задание – формирование диверсионных групп из бывших уголовников и беглецов из советских тюрем. Никто, кроме этой лихой и жестокой публики, так подробно Одессу не знал и опыта «подпольной» работы не имел. Кроме того, уголовники всегда с успехом контролировали одесскую вольницу и, главное, имели обширные связи среди торговцев, спекулянтов и контрабандистов. Таких тайников и «схронов», как у них, не было ни у одной разведки. Они даже обладали собственным оружием и внушительным запасом награбленных в мирное время ценностей. Неслучайно немецкие контрразведчики стремились заключить с ними своеобразный союз и даже первое время закрывали глаза на национальность многих из уголовной среды города. А то, что среди них было немало евреев, знали все. Только когда была сформирована полиция из украинских националистов, прибывших сюда из центральной части Украины, начались жестокие облавы. Урки сначала по привычке кинулись в бега, позже объединялись в плохо управляемые летучие отряды и, наконец, спасая себя, вынуждены были вливаться в подпольное и партизанское движение.

Вся эта история повторилась уже после войны, когда Сталин прислал в Одессу для борьбы с теми же уркаганами самого маршала Жукова с войсками. Правда, тогда могли быть и другие причины, не имевшие отношения к борьбе с уголовным подпольем. Но это все равно было много позже, а пока шла война, в которой не могло быть никаких цветов, кроме контрастных: или ты с нами, или ты против нас.

Те же скептики поджимали губы и недоверчиво качали головой – кому они нужны, эти ненадежные «элементы», эта разнузданная уголовная шпана! А вот ведь, оказывается, нужны! Иначе, за что хвалили Вербицкого в катакомбах?

А то, что хвалили, знали не от кого-нибудь, а от того же Николая Солопова по уркаганской кличке Коля Червонный. Это ведь с ним перешел линию фронта Вербицкий и прибыл в разведотдел с какими-то очень важными сведениями. Принял их тогда полковник Ставинский, он же и побеспокоился о дальнейшей судьбе и Вербицкого, а вместе с ним и Солопова.

Оба были переведены в разведку на Третий Белорусский фронт – старший лейтенант Леонид Вербицкий и старшина Николай Солопов.

Все эти странные истории, связанные каким-то образом со Ставинским, окончательно убедили Павла в том, что именно он, Всеволод Алексеевич, побеспокоился и о нем. Он и направил его в роту Вербицкого со своими особыми характеристиками.

Павел несмело заикнулся в разговоре с Вербицким о полковнике Ставинском, пытаясь узнать еще что-нибудь о том, что случилось тогда с ним под Ровно, а еще как будто невзначай спросил и о лейтенанте с родинкой на виске.