Тихий солдат

В трех километрах от Милятина из кромешной зимней тьмы, под узким рожком робкого, серебристого месяца, выплыл старый хутор, состоявший всего лишь из нескольких приземистых домов, заснеженных палисадничков, непроницаемого ряда высоких плетней с белой снежной шубой, заботливо накинутой поверху, и окоченелого яблоневого сада. Внезапно со стороны Милятина послышались выстрелы и несколько сильных взрывов. Небо на мгновение осветилось зарницей и тут же опять погасло, став иссиня черным. Вдруг пальба возобновилась и даже как будто приблизилась, словно сюда долетали уж если не сами пули, то уж во всяком случае, их леденящая злоба. Небо вновь вспыхнуло слепящим разрывом, мгновенно высветив заснеженное поле и несколько человеческих фигур на нем. Как будто кто-то далеко наверху на короткое мгновение зажег яркий фонарь, чтобы всмотреться в то, что творят люди на заснеженной земле и запечатлеть это в своей памяти, точно фотографию. Низкий раскат того взрыва, похожий на сбой гигантских шаров, докатился до машин, когда неведомый фонарь уже погас и окружающий, цепенеющий от холода, мир, вновь погрузился во тьму.

Передний автомобиль, поднимая снежную пыль на утрамбованной дороге, резко затормозил. Из него выскочил майор Белошицкий и побежал к следовавшему за его темно-серым вездеходным «доджем» зеленому крытому плотным брезентом «виллису». Вопреки другим упрощенным полевым моделям этой американской машины, именно эта выглядела солидно, она явно была сделана по особому заказу и предназначалась высшему командному составу армии, вынужденному двигаться по фронтовому бездорожью. Машина была надежно закрыта со всех сторон, на низких дверках нарастили дополнительные бронированные щитки, а окошки пассажиров задрапировали толстым брезентовым клапаном.

Старшина Александр Кабанов, двадцати девятилетний, очень серьезный и строгий человек, управлявший «виллисом», недовольно приоткрыл свою дверь. Майор засунул голову внутрь и взволнованно сказал пассажиру на заднем сидении:

– Товарищ генерал армии, нам бы вернуться… Там пальба какая-то! Похоже в Милятине.

– Что за чепуха! Вы же проверяли дорогу…, – недовольно ответил Ватутин.

– Виноват, Николай Федорович…, все было тихо…

– Нам что ж теперь крюк делать до Андрушовки прикажете, майор? – генерал посмотрел на свои наручные часы: было девятнадцать тридцать.

С переднего сидения к Ватутину резко повернулся полковник Семиков, невысокий тощий офицер лет сорока. Он блеснул в темноте возбужденными глазами и испуганно взмолился:

– Товарищ командующий, прошу вас…, покиньте машину. Справа от нас сарай… Там можно укрыться на время. А мы тут пока выясним, что к чему. Пошлем вперед разведчиков …

Генерал недовольно проворчал что-то невнятное и раздраженно толкнул дверь. Он вышел, потянулся и сделал несколько шагов в сторону. К обеим сторонам дороги угрюмыми серыми сугробами жались крестьянские хаты, с крыш которых криво свисали пухлые снежные шапки. Кривой месяц словно опирался тонким своим рожком на холодную трубу одной из хат. Ближе всего виднелся полуразрушенный сарай с распахнутыми воротами и вывалившимися кое-где из стен длинными черными бревнами.

– Выясните, в чем дело, Белошицкий…, – начал было генерал и в этот момент со всех сторон одновременно грохнули близкие выстрелы.

Майор низко пригнулся и метнулся к генералу. Тот успел отскочить в сторону, выхватить из кобуры пистолет и даже сделать несколько выстрелов в направлении двух хат, откуда велся дружный огонь. Из машин сразу выкатилось несколько солдат и офицеров. Пули истерично визжали над головами, били под ноги, вздымая фонтанчики льда и земли. Военные залегли с одной стороны дороги. Одна из машин, в которой ехал член Военного совета 1-го Украинского фронта генерал-майор Константин Крайнюков, вдруг развернулась на узком шоссе и рванула назад. Шофер генерала сержант Сандро Лоноселидзе пригнулся к рулю и попытался на скорости перескочить через ледяную горку, набухшую над утрамбованной снежной дорогой, но в это мгновение длинная очередь прошила машину спереди и двигатель, тут же задымив, умолк. Водитель, толкнув дверь, вывалился наружу и вдруг, пригибаясь, побежал в сторону поля. Крайнюков, оставив в машине меховую шапку, согнувшись почти пополам, засеменил к стрелявшему уже с колена генералу армии.

Вдруг тот резко дернулся и завалился набок. Над ним низко склонились старшина Кабанов и рядовой из личной охраны Коваленко.

– Ранен! – испуганно выкрикнул Коваленко, – Николай Федорович ранен! В бедро! Господи, высоко-то как! Кровь хлещет…

Генерал Крайнюков уже лежал рядом и не то от испуга, не то от злости колотил кулаком по обледенелой земле.

– Перевяжите командующего! Перевяжите командующего! – орал он, все время повторяя это то громче, то тише.