Тихий солдат

– Молодец! Молодец! – морщась, усмехнулся Ватутин, но тут же посерьезнел и в упор посмотрел на офицера штаба, – Берите одного рядового, любую машину и немедленно скрывайтесь с документами. В Ровно… Впрочем, куда прорветесь, туда и уходите!

– Я не могу! Я не могу, товарищ командующий! – тонким голосом крикнул капитан и испуганно посмотрел на генерала, – Я с вами! Я вас не брошу! До последнего, товарищ генерал армии! Да как же я жить потом буду!

– Молчать! Молчать! – генерал застонал и отвалился назад в руках Кабанова.

Тот все еще продолжал, тяжело сопя, перетягивать рану. Бинты намокали, кровь уже не выстреливала, а обильно скапывала на снег. Рядом безостановочно палил в сторону нападавших Коваленко.

– Капитан! Послушай меня, капитан! – собрался с убывающими силами генерал и как будто взмолился, – Это сейчас самое важное! Если к ним попадут документы, все напрасно! Понимаешь ты или нет!? Столько войск здесь, …сюда стянуто… И что же, зря всё? Я приказываю уходить с документами! Под трибунал отдам!

Капитан вздрогнул и даже попытался козырнуть, еле удержав подмышкой тяжелый кожаный планшет.

– Давай, давай, капитан! Поспеши, дорогой мой! – генерал уже еле выговаривал слова, глаза закатывались под лоб от нестерпимой боли, – Бери любую машину и уходи… Одного человека забирай с собой… Обвяжи документы вокруг гранаты и помни – они не должны никому достаться! Рвани, если что! На себе рвани! Ну, вперед! Вперед! Ты же русский офицер!

Капитан, неожиданно пустив петуха, крикнул кому-то в цепи:

– Максимов, к машине. Быстро! Заводи!

Он закашлялся, но тотчас выхватил из глубокого кармана своего короткого белого тулупчика противопехотную гранату, сунул ее и в без того распухший от документов планшет и ловким движением перехватил его сверху крепкими сыромятными ремешками с никелированными пряжечками. Потом сунул в щель планшета окоченелые пальцы и, дважды соскользнув, вытянул кверху трубчатый взрыватель гранаты с кривым болтающимся кольцом и чекой. Он как будто примерился к нему, дважды соскользнув ногтями по металлу, но потом все же установил, как следует, и глубоко выдохнул.

– Не торопись уничтожать, капитан! – простонал генерал, щуря побелевшие от боли глаза и тщетно пытаясь приподняться. Он хватал рукой старшину Кабанова за отворот шинели, но тянулся к капитану, – В последний момент только! В последний момент! Довези в штаб! Прошу тебя!

Ватутин с шумом выдохнул и его голова запрокинулась далеко назад. Капитан сжал побелевшие губы, уперся одной рукой в ледяную корку под собой, другой крепко сжал планшет, ставший похожим на кожаный цилиндр, и рывком поднялся. Со всех сторон, прикрывая его, заколотилась пальба, заметались в разные стороны стрелянные горячие гильзы, еще истошней заверещали обезумевшие от ночной воли пули.

От заснеженного овражка к грузовому «студебеккеру», наконец, метнулся высокий солдат без головного убора.

– Вперед, Максимов! Вперед! Заводи! – заорал капитан на бегу.

Тяжелый американский грузовик с прострелянным во многих местах брезентовым верхом под градом встречных пуль успел тяжело развернуться. Капитан запрыгнул на скользкую ступень, рванул на себя дверь и буквально упал вперед головой на сидение рядом с водителем. Его ноги в высоких офицерских сапогах согнулись в коленях и капитан, резко сгибая и разгибая их, используя инерцию толчков, скрылся полностью в кабине. Тяжеленная дверь «студебеккера» несколько раз качнулась и наконец громко, почти как выстрел хлопнула. Через несколько секунд грузовик, обсыпаемый очередями, скрылся в темноте, сразу за черным сараем. Несколько пуль еще раз с сухим треском ударили ему вслед.

Генерал вновь открыл глаза, поморщился и с усилием приподнялся. Его губы, неожиданно высохшие, прошелестели:

– Оружие! Мое личное оружие! Отдайте мне пистолет! Я приказываю…

– Уходим! – зашептал почему-то член военсовета фронта генерал Крайнюков, – давай Кабанов. В машину Николая Федоровича!

Бой то утихал, то вновь как будто взрывался в плотном воздухе последней февральской ночи.

– Да сколько же их! – Николай Федорович вновь завертел головой.

– Человек сто…, – ответил не очень уверенно подползший сюда полковник Семиков, – А может и больше. Очень плотный огонь!

Он держал в худых руках разогретый докрасна ППШ с пустым уже диском.

– Верно! Верно! Николай Федорович, – вторил Крайнюков, – никак не меньше. Думаю, человек сто или сто двадцать… Надо уходить! Полковник Семиков, вы слышите! Это мой приказ! Сейчас…здесь старший я. Николай Федорович опять без чувств. Он теряет кровь…