Тихий тиран

— Нет, нет, — покачал головой Василий Васильевич. — Вот передайте ей письмо, когда сочтете возможным…

Когда Романов, широко и неуверенно шагая, ушел, Павел Афанасьевич повертел в руках письмо, и чем-то оно не понравилось ему — слишком нервным и неровным был почерк… Утром, после ночного дежурства, он показал письмо Фатееву.

— Муж Романовой просил передать, — сказал он. — Да что-то не лежит у меня душа… Лучше вы.

Фатеев сразу же вытащил из конверта листок и стал читать, а Колодников покорно стоял рядом, ожидая насмешки или иронии от длинного, желчного доцента, не раз высмеивавшего его за наивность и непрактичность.

— Если муж Романовой придет еще раз, немедленно сообщите мне, — не отрываясь от письма, сказал Фатеев.

— Хорошо, — кивнул Павел. — Я могу идти?

— Подождите… Вы когда-нибудь вскрывали чужие письма?

— Никогда… А что?

— Тогда прочтите, пожалуйста…

— Но… — нерешительно начал Колодников.

— Неэтично, да?.. Почему же вы не сделали мне замечания?

Колодников покраснел.

— Читайте же! — строго сказал Фатеев.

Павел прочитал письмо и даже вспотел.

— Запомните, эпистолярное произведение — вещь серьезная. Оно как лечит, так и калечит… Иногда врач, как следователь, имеет право читать чужую переписку, особенно если речь идет о человеке, который находится между жизнью и смертью. А этику оставим для здоровых. Вы представляете, что было бы, прочитай это письмо Романова?..

В четыре часа Зое Романовой было сделано повторное переливание крови. Она уснула и дышала во сне ровно, почти неслышно… Атака отторжения сорвалась.

28

Как обычно, Фатеев решил пойти домой пешком. Проходя мимо кафе, он неловко задел плечом шедшую навстречу женщину. Спасаясь от бьющей в лицо снежной пыли, она прятала лицо в воротник шубки.

Женщина нервно вскинула голову, и он, к своему удивлению, узнал в ней Елену Богоявленскую.

— Виктор Дмитриевич?.. — воскликнула Елена. — А я вас чуть было не обругала.

— Извините меня, Елена Васильевна, — Фатеев прижал руки к сердцу. — Куда это вы по такой погоде?

— В библиотеке была, — ответила Елена, — вот замело так замело!

— То ли еще будет! — в тон ей сказал Фатеев. — Придет марток, как говорила моя бабушка, наденешь трое порток.

Они стояли в самом центре людского круговорота в свете витрины и яркой, переливающейся неоном вывески. Фатеев взял Богоявленскую под руку и отвел в сторону, к окнам кафе, задрапированным мягкой кремового цвета материей.

— Вы что же, живете в этих краях? — спросил он, чтобы разрядить неловкость случайной встречи.

— Мой дом за углом… — сказала Елена. — Не хотите зайти ко мне в гости, Виктор Дмитриевич? Угощу настоящим кофе и миндалем… Не спешите?

— Куда спешить холостяку?

— Так я вам и поверила! — Елена внимательно посмотрела на Фатеева. — Послушайте, Виктор Дмитриевич, а ведь это счастливое совпадение — я тоже свободна. В конце концов, помимо работы, коллег должно связывать и кое-что другое. Если хотите, это мое убеждение!.. Пойдемте в кафе?

— Что вы, что вы! — Фатеев сделал вид, что испугался. — Желтый огурец в очках рядом с такой очаровательной блондинкой в норковой шубе? Нет, я не рискую…

Богоявленская звонко рассмеялась.

— Не такой уж вы огурец! Да и очки у вас в золотой оправе!..

— Вы полагаете, туда легко попасть? — покосился на двери кафе Фатеев. — Говорят, в него пускают лишь по специальным пригласительным билетам.

— Браво! — перебила Богоявленская. — Вы типичный представитель сильного пола второй половины века!.. Рефлектирующий огурец! Ладно. Беру инициативу на себя. Тем более что я недавно спасла от смерти директора этого кафе.

— Вот как? — удивился Фатеев.

— Я удалила с его могучей шеи три маленьких жировичка, причем в домашних условиях. Вот увидите, как он нас встретит…

Действительно, увидев входящих, директор кафе поспешил им навстречу.

— Очень рад, Еленочка, очень рад!

Он помог ей снять шубу, протянул гардеробщику, многозначительно подчеркнув:

— К безномерным.

Повернул сияющее лицо к Богоявленской, шутливо упрекнул:

— Я на вас сержусь, Еленочка, да, да, сержусь! Почему вы так редко приходите к нам? Я вам трижды оставлял столик…

— Слишком занята, — поправляя перед зеркалом волосы, сказала Богоявленская. — Между прочим, познакомьтесь… Со мной академик Хвостатов. Прямо из Москвы, проездом в Монреаль… Голодный и злой до неприличия.

Директор, до этого не обращавший внимания на мужчину в золотых очках, остолбенел:

— Настоящий академик?!

— Настоящий, — вздохнул Фатеев, включаясь в мистификацию.

— А вы не могли бы как-нибудь выступить у нас? — Директор решил сразу взять быка за рога. — Время от времени мы проводим мероприятия… Сеем разумное и вечное…

— Это весьма, знаете ли, любопытно и похвально, — с высоты своего величия одобрил «академик». — Но… после симпозиума.

Музыканты настраивали инструменты; хорошенькие официанточки в белых наколках обходили столики, вновь и вновь поправляя приборы, раскладывая изящно оформленные карточки-меню, придирчиво оглядывая свое хозяйство.

— Увы, глубокоуважаемый директор, — небрежно ронял Фатеев, — говоря строго конфиденциально, не делайте ставку на академиков…

— Почему же?