Одна ее часть испытала непреодолимое желание подойти и заглянуть в него, но другая, рассудительная, упершись ногами в пол заявила, что не сдвинется с места. Первая, смотря передачи вроде «Битва экстрасенсов», верила каждому доморощенному магу и колдуну, а вторая, не признавала подобных передач и смеялась над теми людьми, которые плюют через плечо всякий раз, когда дорогу им переходит черная кошка.
Это потакание собственному безумию и ничем хорошим все это не кончится, – заявила вторая часть. – Даже если там будет запись о твоем сыне, это не будет означать ровным счётом ничего. Это всего лишь уловки твоего…
– …подсознания, – услышала она знакомый отвратительный голос, закончивший за нее фразу.
Карлик. Он был где-то рядом. Она скосила глаза и покрутила головой, но не смогла обнаружить его. В этот раз он хорошо замаскировался.
– Это был ты? – спросила она его. – Ты топал у меня над головой, а потом скрылся тут?
– Это была ты? – передразнил ее карлик. – Делать мне больше нечего как играться с тобой?
– Плевать, – она решилась.
Подойдя и просмотрев список учеников Катя, обнаружила в середине списка то, что и ожидала увидеть ее первая, верящая во все паранормальное, часть. В строчку под номером девять были вписаны фамилия и имя ее сына. В столбцах правее преподаватель поставил отметки – 2, 5, 2, 4, 5, 2, – и в самом конце имелась размашистая и раздраженная надпись, – подрался с одноклассником.
– Дима сказал, что все это как-то связано с Максимом. Но почему? Как такое может быть?
Если карлик все еще был рядом, то проигнорировал ее вопрос. У нее же ответа на него не было.
Внезапно ее сознание схлопнулось. Внутри возникла черная дыра. Закружив ее с субсветовой скоростью между осколков чужой жизни, наматывая на аккреционный диск, разрывая на части приливными силами, коллапсирующая память, вытолкнула Катю на иной стороне реальности.
8
За спиной хлопает дверь. Она проходит в класс биологии. Торба с изображением черепа и багровой розы, торчащей из его глазницы, перекинута через плечо. Острые края учебников в ней впиваются под лопатку.
Районная гопота ненавидит ее за эту торбу, за напульсник и за сережку в левом ухе. На прошлой неделе трое подкараулили ее вечером возле кафе «Восток». Естественно, никто из жирных азеров, просиживающих там целыми днями, даже не вышел, когда местные гопники прижали ее к стене кафе. Она слышала сквозь приоткрытую дверь нерусскую речь, больше напоминавшую воронье карканье, кавказскую музыку и была уверена, что они так же слышали ее крики.
Один из гопников со смехом сорвал с ее шеи стальную цепочку со знаком анархии и бросил в лужу полную жирной грязи. Другой завернул за спину руку и, развернув, ткнул лицом в холодное стекло. С той стороны колыхнулись занавески. Она увидела любопытные, возбужденные глаза азера, смотрящие на нее в щель между штор.
Из-под длинной челки по лбу сбежала капля липкого пота.
Гопник навалился на нее сзади, шепча в ухо. От него разило кислым. Это была вонь, в которой перемешалось все, чем он жил, что составляло смысл его существования. Он смердел дешёвым пивом, пепельницей со вчерашнего стола, трусами недельной давности с засохшими капельками спермы и говна, гнилыми зубами.
– В кого веруем? В господа или в сатану? Говори, сука. Молись, блядь. Помолишься, отпустим.
Даже если б хотела, она бы не смогла вспомнить ни одну молитву. Просто потому, что бог был последним, к кому бы она обратилась в случае чего.
Из кафе донеслись заунывные причитания.
Она терпеть не могла подобные песни, – все эти «черные глаза», все эти «ах-охи». Ее просто выворачивало от первых же нот группы Фристайл и певцов вроде Авраама Руссо. Она почувствовала себя униженной, и это придало ей силы и помогло вырваться.
Оглядывая класс, она замечает группу одноклассников, собравшуюся вокруг последней парты в ряду у окна, на которой сидит ее сосед Мишка. В руках он держит, демонстрируя всем и наслаждаясь производимым эффектом новый флагманский смартфон с символом обкусанного яблока на задней панели.
– Предки, бля, жмоты, – рассказывает он. – Всего на тридцать два гига купили. Мамаша, все, падла. Отец не против был взять покруче, а она закатила истерику, – ей шуба новая нужна, ей скоро нас кормить нечем будет. Папаша и сломался, слабак. Вдарил бы ей лучше хорошенько, как раньше, когда я мелким был, чтобы она по стенке растеклась. Да куда уж ему. Разжирел, подкаблучником стал.
Она подходит к ним, борясь с противоречивыми чувствами – с одной стороны ей нестерпимо хочется посмотреть на модный гаджет, с другой у нее внутри вскипает океан ненависти. Мишка – кажется ей неблагодарным сучонком, которому все дается просто так. Стоит только ему что-то захотеть и это уже у него в кармане. Но больше всего ему повезло с родителями, а именно с матерью. Она чувствует, что готова вырвать и скормить ему его собственный язык, чтобы он впредь никогда не смог о ней плохо отзываться.