Тиховодье

– А мне и такого никогда не купят, – говорит кто-то из окружавшей его компании. Остальные одобрительно кивают.

– Да, папаня молодец, – отвечает Мишка. – Только с мамашей для сына он не попал в обойму. Жадная тупая курица…

– Заткнись, – произносит она, подходя к нему. – Ты не должен говорить так о своей матери. Ты должен быть благодарен ей, урод. Вместе со своим уродским отцом.

– Ты кого уродом назвал, жертва суицида? – он вскакивает и толкает ее в грудь.

Спотыкаясь о чей-то рюкзак, она заваливается на парту за спиной. Сознание меркнет, заволакиваясь кровавым туманом, посреди которого сверкают черные молнии.

9

Резкий скрип створки сложенной доски под ладонью заставил ее испуганно отдернуть руку.

В том месте, где только что находилась ладонь, с силой вдавливая мел в зеленый пластик, кто-то нарисовал большую жирную стрелку и подписал: «Открой меня».

Вспомнилось, как мальчишки во дворе, дурачась писали «Вымой меня» на машинах, покрытых толстым слоем засохшей грязи. Максим тоже пытался следовать их примеру, но поскольку писал он еще плохо, все, на что его хватало – это нарисовать смайлик.

Вымой меня, и ты увидишь, какая я красивая, как переливается и сияет мой кузов, как ярко светят мои ксеноновые фары.

Но в ее случае речь доски, обращенная к ней, звучала бы иначе, – открой меня, и ты увидишь глядящую в тебя бездну.

Кожа на кончиках пальцев казалась сухой и стянутой. Она машинально потёрла их о мокрые джинсы и на ткани остались белые разводы. Меловая пыль забилась глубоко в линии жизни и сердца, выделила папиллярные линии, подчеркивая сложный рельеф ее ладони и делая ее похожей на карту местности из учебника географии.

Открой меня.

Катя могла бы поклясться, что еще несколько минут назад этой надписи не было. Когда она входила в класс, её взгляд скользнул по доске и в тот раз на ней отсутствовали какие бы то ни было надписи. Более того – створки были распахнуты и разведены в стороны.

Открой меня.

Она осторожно прикоснулась к алюминиевому уголку и дернула край доски на себя. Створка откинулась с поразительной легкостью и ударилась о стену. Качнулся плакат, висящий правее. С шорохом и шуршанием на пол осыпалась отбитая штукатурка.

На доске оказались две строчки, написанные крупными печатными буквами:

Все виды минета, сосу и глотаю

Туалет, третья кабинка, спросить Макса

Справа, сквозь оставленную приоткрытой дверь донеслись быстрые гулкие шаги. Кто-то пробежал мимо класса.

– Эй, подожди! – крикнула она.

10

Громкое топанье прервалось за мгновение до того, как Екатерина выбежала из класса. Она глубоко вздохнула и приготовилась снова окрикнуть скрывавшегося и избегающего ее мальчика (почему-то она была убеждена, что это именно мальчик), но широкий и мрачный холл оказался пустым. Только тишина – неустойчивая, звенящая как перетянутая струна, тишина хрупкая как стекло, – наполняла его. Казалось, достаточно малейшего звука, и он подобно камушку разобьет стеклянную преграду и тысячи мелких осколков обрушатся на нее, погребая под собой, вонзаясь и впиваясь в лицо, в шею, в кисти рук, оглушая звоном и треском.

Катя съежилась, ощутив себя беззащитной и уязвимой. Она подумала, что балансирует на тонкой грани безумия, стоит на краю оврага, до тошноты и головокружения, до странного иррационального порыва шагнуть в пустоту, до рези в глазах, вглядываясь в бездну.

Холл через окно заливал свет включившегося на улице фонаря. С той стороны на подоконнике сидела нахохлившаяся ворона. Неподвижностью напоминая произведение мастера таксидермиста, она смотрела на женщину немигающим взглядом.

Екатерина сделала шаг по направлению к темному коридору, ведущему вглубь здания. И одновременно с этим ворона за окном встрепенулась, хлопнула крыльями и, повернувшись к ней, три раза подряд ударила клювом в стекло.

– Кыш, – попыталась крикнуть ей Катя, но голос подвел. Слова оцарапали пересохшие связки. Получилось что-то нечленораздельное и скомканное. Хрустальная тишина, окружавшая ее, оказалась отнюдь не такой хрупкой, как можно было подумать. Проглотив ее слова, вместо того чтобы расколоться, она лишь плотнее сжала женщину в своих объятиях.

Ворона, наклонив, повернула голову, – так, как умеют это делать только птицы, – осуждающе смотря на нее одним глазом.

– Ты – умная, – произнесла Катя, прокашлявшись, и в этот раз голос не сорвался. – Ты же видела, кто сейчас пробежал?

Ворона, переместила голову с одной стороны на другую, будто отрицательно помотав ей.

– Хочешь сказать, мне померещилось?

Ворона опять покрутила головой.

– А может это была ты?

Ворона открыла рот, беззвучно каркнув. Всем своим видом, она показывала, что шокирована, этим предположением.

– Черт с тобой, – Катя вышла из холла в длинный темный коридор.