Тим

— Честное слово, Рон, за последние несколько месяцев ты превратился в настоящего повара.

Он прикусил внезапно задрожавшую губу.

— Эс любила тминный кекс. Я читал в «Гералд», что в Америке едят хлеб с тмином, но в кекс тмин не кладут. Идиотизм! Не могу представить ничего противнее тминных семян в хлебе, но вот в сладком желтом кексе они в самый раз.

— Обычаи у всех разные, Рон. Вероятно, американцы говорят ровно противоположное, когда читают в своих газетах, что австралийцы никогда не кладут тмин в хлеб, но едят тминные кексы. Хотя, правду сказать, в некоторых европейских пекарнях в Сиднее в наши дни продают ржаной хлеб с тмином.

— От этих чертовых новых австралийцев всего можно ожидать, — сказал Рон со свойственным коренному австралийцу презрением к европейским иммигрантам. — Да ладно, хрен с ними. Съешь кусочек кекса, Мэри, ну же!

Съев половинку ломтика, Мэри поставила тарелку на стол.

— Рон, что с ним творится?

— Да черт возьми, Мэри, мы уже давным-давно перетерли эту тему до дыр! — раздраженно воскликнул Рон, а потом повернулся и покаянно сжал ее руку. — Извини, дорогая, я не хотел грубить. Я понимаю, ты тревожишься за него и только поэтому продолжаешь задавать один и тот же вопрос. Я не знаю, милая, просто не знаю. Я никогда не думал, что он будет переживать смерть матери так тяжело и так долго. У меня просто сердце разрывается.

— У меня тоже. Я не знаю, что делать, но делать что-то надо, причем срочно! Он отдаляется от нас все больше и больше, Рон, и мы навсегда его потеряем, если не сумеем удержать!

Он присел на ручку кресла и прижал голову Мэри к своей впалой груди.

— Хотел бы я знать, что делать, Мэри, милая, но я не знаю. Самое ужасное, что я не могу заставить себя относиться к нему как прежде. Такое ощущение, будто Тим мне не сын больше, будто мне не нужны лишние заботы. Это звучит ужасно, но у меня есть свои причины. Подожди здесь.

Рон резко встал и скрылся в доме, а минуту спустя вновь появился с плоской папкой под мышкой. Он бросил папку на стол рядом с чайным подносом. Мэри подняла на него взгляд, озадаченная и встревоженная. Рон придвинул к столу свободное кресло, сел напротив и посмотрел на нее в упор странно блестящими глазами.

— Тут все бумаги Тима, — промолвил он. — Мое завещание, все банковские книжки, страховые полисы и бессрочные облигации. Все, что обеспечит Тиму финансовую независимость до конца жизни. — Обернувшись, он устремил взгляд в сторону берега, и Мэри больше не видела его лица. — Я умираю, Мэри, — медленно продолжал он. — Я не хочу жить и не могу заставить себя жить. У меня кончается завод, как у игрушечной мартышки — ты таких видела: они бьют в барабан и ходят взад-вперед, сначала резво, а потом все медленнее, медленнее и наконец останавливаются, ноги перестают шагать, барабан перестает бить. Вот и я так. У меня кончается завод, и я ничего не могу поделать. И знаешь, Мэри, я рад! Будь я моложе, я бы пережил смерть Эс легче, но в старости все совсем иначе. С уходом Эс в моей душе образовалась огромная пустота, которую никто не может заполнить, даже Тим. Я хочу одного: лежать под землей с ней рядом. Я все время думаю: как же ей, должно быть, холодно и одиноко там. Иначе и быть не может, когда мы столько лет спали вместе. — Он по-прежнему сидел, отвернув лицо от Мэри. — Мне невыносимо думать, что Эс холодно и одиноко там, просто невыносимо. У меня ничего не осталось после ее смерти, я даже не могу заставить себя заботиться о Тиме. Вот почему я наведался к своему адвокату на этой неделе и оформил все бумаги. Я не оставляю тебе ничего, кроме головной боли, но почему-то я с самого начала чувствовал, что ты ужасно привязана к Тиму и согласишься заботиться о нем. Это эгоистично, но я ничего не могу с собой поделать. Я оставляю Тима тебе, Мэри, вот все его бумаги. Возьми их. Я закрепил за тобой пожизненные полномочия по ведению всех финансовых дел Тима. Дони вряд ли доставит тебе особые неприятности, поскольку Мику Тим не нужен, но на всякий случай я оставил два письма: одно для Дони, а другое для этого мерзавца Мика. На работе я подал заявление об уходе, сказал боссу, что выхожу на пенсию. Я собираюсь просто сидеть дома и ждать смерти — разве только мне по-прежнему хотелось бы приезжать сюда с Тимом на выходные, если ты не против. В любом случае долго я не протяну.

— О, Рон, Рон! — Пелена слез застлала глаза Мэри, и стройная фигура на берегу утратила резкость очертаний. Она расплакалась и протянула руки к отцу Тима.

Они встали и крепко обнялись, терзаясь каждый своей болью. Немного погодя Мэри осознала, что не столько она утешает Рона, сколько он ее, что она испытывает необычайное облегчение и умиротворение, прижимаясь к нему, чувствуя его нежность, сострадание и истинно мужское желание защитить и оградить от беды. Она сомкнула объятия теснее и уткнулась лицом в худую морщинистую шею старика, закрыв глаза.