Тим

— Тим для меня не ручной идиот, вы сами знаете. И в любом случае какое это имеет значение, если он счастлив?

— Откуда мне знать, счастлив ли он? Это вы так говорите, а ваше слово не стоит и двух центов!

— Так почему бы вам не приехать к нему и не выяснить лично, правду ли я говорю?

— Я не стану марать обувь, входя в ваш дом, миссис Тим Мелвилл! Ну ладно, вы добились своего: заполучили Тима в полное свое распоряжение с соблюдением всех приличий и благополучно избавились от его родителей.

Мэри побледнела.

— Что вы имеете в виду, Дон?

— Вы свели мою мать в могилу, миссис Тим Мелвилл, а вслед за ней и моего отца!

— Это неправда!

— Ах, неужели? Что касается меня, то теперь, когда мои родители умерли, мой брат тоже умер для меня. Я не хочу ни видеть его, ни слышать о нем! Если вам с ним угодно выставлять себя на всеобщее обозрение, демонстрируя свои извращенные пристрастия, я даже знать об этом не желаю!

Мэри круто развернулась и ушла прочь.

За время пути от кладбища Ботани до артармонского дома она несколько отдышалась и сумела достаточно убедительно изобразить спокойствие, приветствуя Тима.

— Ну что, папа теперь с мамой? — нервно спросил он, ломая пальцы.

— Да, Тим. Я видела, как его положили в землю рядом с ней. Тебе больше нет нужды беспокоиться о них, они вместе и спят мирным сном.

В поведении Тима чувствовалось что-то странное. Мэри села и внимательно посмотрела на него, не столько встревоженная, сколько озадаченная.

— В чем дело, Тим? Ты плохо себя чувствуешь?

Он вяло помотал головой.

— Нет, все в порядке, Мэри. Просто как-то странно, и все. Странно, что у меня больше нет мамы и папы.

— Понимаю, понимаю… Ты ел что-нибудь?

— Нет, но я не голоден.

Мэри подошла к нему, потянула за руки, заставляя встать с кресла, и беспокойно заглянула в глаза.

— Пойдем на кухню, побудешь со мной, пока я готовлю сэндвичи. Может, у тебя появится аппетит, когда ты увидишь, какие они симпатичные и вкусные.

— Такие крошечные, со срезанной коркой?

— Тоненькие, как бумага, крошечные треугольнички со срезанной коркой, обещаю. Пойдем.

Мэри так и подмывало добавить «любимый мой, дорогой мой, сердце мое», но почему-то она никогда не могла заставить себя произнести безыскусные ласковые слова, которые неизменно приходили на ум всякий раз, когда Тим казался расстроенным или потерянным. Научится ли она когда-нибудь обращаться с ним как с возлюбленным, сумеет ли когда-нибудь избавиться от леденящего страха выставить себя полной дурой? Почему она чувствует себя с ним совершенно непринужденно только в уединенном коттедже или в постели? Мысль об ожесточенной враждебности Дони все еще терзала сердце, и оценивающие любопытные взгляды, которые она ловила на себе, проходя с Тимом по Уолтон-стрит, по-прежнему унижали.

В мужестве Мэри не было ничего, противоречащего общепринятым нормам, — оно и понятно. Не обладая никакими правами по рождению, до встречи с Тимом она подчиняла всю свою жизнь единственно стремлению достичь материального достатка, заслужить одобрение людей, которые изначально имели огромное преимущество над ней. И теперь Мэри нелегко было бросать вызов общественным нормам, пусть их с Тимом союз и освящен законом. Ей безумно хотелось забыться, отдаться своему чувству, осыпaть Тима поцелуями и нежными словами всякий раз, когда возникало такое желание, но его неспособность по-мужски поддержать ее неизменно останавливала Мэри, если существовала хоть малейшая вероятность постороннего присутствия. Из страха оказаться предметом насмешек она даже попросила Тима не рассказывать об их браке никому, кто еще не в курсе, и впоследствии глубоко пожалела об этой своей минутной слабости. Нет, все было очень непросто.

Когда она принялась готовить сэндвичи, Тим, по обыкновению, бросился помогать: достал хлеб и масло, начал искать тарелки, гремя посудой на полках.

— Дай мне, пожалуйста, большой разделочный нож, Тим. Он у нас единственный достаточно острый, чтобы ровненько срезать корки.

— А где он, Мэри?

— В верхнем ящике, — рассеянно сказала она, намазывая масло на кусочки хлеба.

— О-о-о-ох! Мэри, Мэри!..

Она порывисто обернулась с замирающим от страха сердцем.

В первый кошмарный момент ей показалось, что все вокруг залито кровью. Тим совершенно неподвижно стоял у кухонной стойки, с недоверчивым ужасом глядя на свою левую руку, по которой от бицепсов до кончиков пальцев бежали пульсирующие потоки крови. Кровь фонтаном била из раны на локтевом сгибе, каждые несколько секунд выстреливая мощной струей до середины помещения; у левой ноги Тима уже расползалась ярко-красная лужица, и весь левый бок у него влажно блестел от крови, тоже стекавшей на пол.

На стене у плиты висел моток кулинарной бечевки, а рядом с ним ножницы на шнурке. Мэри молниеносно бросилась к нему, отхватила кусок бечевки в несколько футов и лихорадочно сложила вчетверо для пущей прочности.

— Не бойся, любимый, не бойся! Я здесь, я сейчас! — задыхаясь, проговорила она, хватая вилку.