Тим Сваргин. Заколдованное путешествие

Княжна сидела напротив. Ей шел пятнадцатый год. Девушка была в шитом по последней столичной моде сарафане. На богатой темно-зеленой ткани блестели россыпи серебряных месяцев и звезд. Рукава и край платья покрывали замысловатые узоры из цветов, птиц и диковинных животных. В ушах княжны сверкали изумрудные в цвет сарафана серьги, на шее – три нити жемчуга, а на голове – эмалевая диадема. В черной тугой косе переливались серебряные ленты.

На коленях княжны лежал, свернувшись калачиком, диковинный зверь с длинным гибким телом, пушистым хвостом и короткими лапками. Его шерсть сияла неестественной белизной, а черный нос был единственным темным пятном на хитрой остроносой мордочке. Растопыренные уши зверька ловили каждый звук. Розовые полуприкрытые глазки внимательно щурились на хозяйку.

Как и ее батюшка, княжна тоже была сердита. Ее взгляд метал молнии, губы были плотно сжаты. Она словно не замечала отца. Вздернутый подбородок смотрел в сторону и не предвещал легкого разговора.

– Репеина, я не требую от тебя немедленного ответа, – выговаривал дочери князь. – Только будь поласковей с Малютой. Он не щедр на слова, но он прямой человек…

– Такой же прямой, как его единственная извилина, – гневно отозвалась Репеина. – Только и может, что командовать своими стрельцами и рассказывать скоромные анекдоты.

– Чего же ты хотела – он военный. Как-никак, голова нашей дружины. Он командует, и ему некогда расточать сладкие речи. Зато каждое слово – кремень. Как сказал, так и будет. Недаром в его жилах течет боярская кровь самих Ростиславовичей. Он знает, чего хочет, и всегда добивается своего.

– Кроме одного – я никогда не стану его женой.

Князь покачал головой и с минуту смотрел на дочь.

– Как ты сейчас похожа на свою покойницу-мать. В нашу первую встречу она чуть не выцарапала мне глаза, но потом все наладилось. И у вас тоже все стерпится-слюбится.

– Только не с этим мужланом, – зло отрезала девушка.

– А ну, залетные, поднажми! – послышалось с облучка.

Ямщик, несколько недель водивший новые сани, еще не привык к отсутствию коней и разговаривал с санями, как с живыми. Сделав крутой поворот, он налег на рычаг. Сани выскочили на широкое место и покатили быстрее к показавшимся впереди стенам кремля.

Послышался перебор гуслей и свист дудок-пищалок. Князь, не понимая откуда доносятся звуки, покрутил головой. Репеина с невозмутимым видом достала из складок сарафана узорчатый расшитый бисером мешочек и извлекла из него оправленное в серебро зеркальце. Дотронулась мизинцем до основания рукояти, и в зеркальце появилось девичье личико.

– Привет, сестрица! – сказала девушка из зеркала.

– Привет, Оленька!

– Как дела? Ты что такая хмурая?

Вместо ответа Репеина повернула зеркало в сторону отца, а затем вернула обратно. Князь только поморщился на эту выходку дочери.

– Как видишь, – произнесла Репеина. – У нас с батюшкой опять был, как он говорит, «наисерьезный разговор». Сватает мне этого верзилу Малюту. Помнишь, я тебе показывала его картинку, ну ту, на которой он своим лбищем расшибает вершковую доску. Он так и говорит «Лоб для того и крепкий, чтобы им бить». Представь себе – я и он. Хороша пара.

– Да, сестренка, тяжело тебе в вашем захолустье.

– И не говори. Одни хазары да печенеги – ни одного человеческого лица. Вот у вас в Киеве есть хорошие парни, а тут одни «Ба-Бу-Бы». Поговорить не с кем. Так и останусь в девках до самой смерти, – Репеина притворно надула губки.

– Так приезжай к нам. Погостите недельку-другую. Глядишь, и жениха тебе найдем. Приезжай с батюшкой или одна. Чай не чужие – сестры всеш-таки. Отдохнем, погуляем.

– Как будто она здесь от чего-то устала, – пробубнил князь.

Репеина многозначительно посмотрела на отца и прибавила на зеркальце звук.

– Так ты, Оленька, говоришь, что можно этим летом к вам в гости наведаться?

– Вестимо, можно. Я уж батюшку упрошу. Он мне не откажет.

– Вот пускай обручится и тогда едет хоть на все четыре стороны. Ну-ка, дай сюды! – князь потянулся за зеркальцем.

Репеина отстранилась.

– Еще чего. У тебя свое зеркальце есть. По нему и разговаривай. Или не умеешь?

Она знала, что в большом зале их терема давно висит подаренный князю хрустальный поднос. Правда, его использовали только один раз – по случаю восшествия на Киевский престол великого князя – ее родного дяди. С тех пор поднос ни разу не включали. Видно, в Киеве тоже не очень понимали, как работает эта диковина.

Оленька в зеркальце только хихикнула и стала прощаться.

– Рада была поболтать. Будут новые вести – звони.

– Хорошо. Привет дяде.

– Лобзи-лобзи, – Оленька вытянула вперед губки.

– Лобзи-лобзи, – ответила Репеина.

Санки въехали в ворота кремля и понеслись по широкой площади. Слева поднимал ввысь купола недавно отстроенный храм. На его широких сводах еще писались картины, а со звонницы лился колокольный звон. По правую руку протянулось длинное здание казарм. Над ним колыхалось шелковое знамя с вышитым осьмиконечным крестом, звездами, стрелами и кругами.