За околицей, между мостом через речку Ясную и деревянным крестом с образком, что провожал людей в лес, стояло пугало. В Ясноводской это было обычным делом. Пугало стояли на каждом огороде, но это было другим. На фоне темно-зеленого леса на высоком шесте висел страшный свиной череп – раскрытая пасть, торчащие клыки. Под ним, на перекладинах болтались лохмотья. В них признали тулуп и рубашку Матвея Морозова. Подойти близко никто не решался. Тимофей тоже смотрел издалека. За его спиной стариковский голос промолвил.
– Видно Он вернулся. А ведь с самой войны не было. Думали – оставил нас в покое. Ан, нет.
Женщины с воем и причитаниями кинулись по домам. По деревне поползли слухи – страшные и нелепые.
На следующий день из Ясноводной уехало пять семей. Собирались быстро, брали с собой только то, что могли унести. Еще день – и деревня опустела сразу на семь дворов. Третий день – это была суббота – стал настоящим исходом. За людьми приезжали родственники. По тихим деревенским улицам разъезжали грузовики. Окна домов заколачивали досками.
Через неделю некогда веселую и счастливую Ясноводскую было не узнать. Во дворах перед пустыми домами выли голодные собаки. Огороды были черны от ворон. По непонятным причинам заброшенные дома один за другим загорались. Тушить их никто не пытался. Днем над деревней стелился черный дым, а ночью мелькало зарево очередного пожара.
Те, кто остался, а таких было около трети дворов, сначала храбрились и собирались на улицах. Они даже сходили к мосту, выдернули проклятое пугало и сожгли его, но потом разошлись по домам и с каждым днем виделись все реже. Между тем, в деревне стали пропадать люди и целые семьи.
В один из дней деревню окружил черный туман. Уехавшие в то утро к обеду вернулись обратно – не смогли прорваться сквозь темную пелену. Двигатели глохли, машины проваливались в ямы, дорога петляла и водила по кругу. В довершении этого посреди бела дня начало смеркаться, и туман еще плотнее придвинулся к околице. В нем замелькали красные огоньки хищных глаз – волки.
С этих пор из деревни никто не мог уехать и никто в нее не приезжал. Телефонная связь не работала. Каждую ночь вокруг Ясноводской стоял вой и крик. В темноте раздавались редкие выстрелы. На улицу боялись выходить даже днем. Люди не знали, живы их соседи или нет.
Василиса долго не хотела покидать деревню – ехать было некуда. А время шло, и нужно было что-то предпринимать – остаться и, скорее всего, пропасть или попытаться выбраться из западни. И она решила.
– Тимоша, завтра утром мы уезжаем. Собери свои вещи. Потом сходи к Морозовым и скажи тете Алефтине, чтобы она со своими была готова выйти до рассвета.
Тим быстро собрался. Неприкосновенный запас девятилетнего мальчишки состоял из перочинного ножика, пачки цветных карандашей, рогатки с порванной резинкой, погнутой железной фляжки, компаса, банки со старинными монетами, коробки охотничьих спичек, старого сломанного фонаря, закопченного стекла и перчатки с обрезанными пальцами. Все самое нужное и необходимое поместилось в школьный рюкзак. Накинув куртку, он толкнул дверь.
– Только иди по Большой улице! – наказала ему Василиса. – Одна нога здесь, другая – там!
На улице висел удушливый запах гари – пылал дом напротив. Погода стояла безветренная и черный столб дыма отвесно поднимался к серому от копоти небу. Вокруг не было ни души. Тим приблизился к пожару. Деревянный дом трещал и отплевывался огненными головешками. По резным наличникам пробегали причудливые всполохи. Тим смотрел на них как завороженный. Ему показалось, что прямо со ставни на него глядит оскалившаяся морда полузверя–получеловека.
От страха Тим сорвался с места и бегом пустился к Морозовым. Их дом оказался пустым. В окнах было темно, дверь распахнута настежь. Внутри – беспорядок. Посуда разбита, мебель разбросана. В темных углах что-то шевелилось. Тиму стало жутко и он выскочил.
Обратно бежал, пока не закололо в боку. Остановился, чтобы оглядеться. На улице по-прежнему никого. Слева в наступавших сумерках темнел яблоневый сад Евдокимовых. Тим с мальчишками не раз совершали туда вылазки – благо забор был меньше их роста. Детей у Евдокимовых не было и люди говорили, что они специально не охраняют свой сад, чтобы соседская ребятня могла легко туда забираться. Сами Евдокимовы, а чаще всего жена сидела у окна и с улыбкой и какой-то непонятной для Тима грустью смотрела на детей, прыгающих в ее саду. Тогда Тим думал, что она их попросту не замечает, но потом на садовом столике стали появляться конфеты и пирожные, будто бы случайно забытые хозяевами.
Через улицу от Евдокимовского сада забор был наоборот – очень высокий. За ним простирался длинный огород, на котором происходила какая-то возня. Тим подошел ближе и посмотрел в щель. Вывороченные комья недавно вспаханной земли еще не рассыпались и жирно поблескивали боками. К удивлению Тима некоторые из них двигались и подпрыгивали.