Тимбервольф

К людям Конрад был равнодушен. Одна лишь Танела, их наблюдающий врач, вызывала у него живой интерес. От него не ускользал ее влажный взгляд, с которым она осматривала его раны, вправляла вывихи и обрабатывала ожоги. Для Конрада, привыкшего к боли и крови, ее забота и тревога за его здоровье были непонятными и от этого пугающими. Но со временем он привязался к ней, преодолев природную настороженность. Привязался той частью своей волчьей натуры, которая, в отличие от циничной оболочки ничего не чувствующего убийцы, была способна на искреннюю преданность и любовь. Среди серой людской массы, окружающей его с рождения, Танела в его глазах стала той единственной, кто относился к своим подопечным с нежностью и заботой. Она видела в них не только подопытный материал, а еще и живых созданий, способных чувствовать боль и страдания. Несколько раз он замечал, как она вступала в спор с такими же, как и она, людьми в белых халатах. Спорила Танела, не выбирая выражений, яростно жестикулируя и энергично махая головой, с забавным хвостиком черных волос. В такие моменты Конрада переполняла злость и дикое желание разорвать зубами тех, кто смел поднять на нее голос. Метаморфоза, происходящая с Танелой, когда та отстаивала своих пациентов, путала Конрада, наполняя его сердце смешанными чувствами. Всегда добрая и нежная со своими подопечными, Танела, защищая их, становилась жесткой и неуступчивой. Конрад уже выучил, что багровые румянцы, выступающие на ее щеках в редкие мгновения вспышки гнева, не предвещали для любого, кто встал на пути Танелы, ничего хорошего.

– Что, Конрад, опять попало нам с тобой, – она со вздохом поправила провода, окутывающие Конрада. Приборы тревожно пищали, отсчитывая зашкалившие уровни химического заражения. Повернувшись к нему, она с печалью в глазах, от которой внутри Конрада всё переворачивалось, провела рукой по его шерсти.

– Ну-ка, давай посмотрим, как твои ожоги, – поправив очки, она ощупала пальцами еще свежие рубцы на его животе. Химикаты тяжело выходили из его организма, затрудняя заживление ран, а токсины отравляли внутренние органы, заставляя Конрада тяжело дышать, мелко подрагивая кожей.

–Так, Конрад, потерпи немного, дорогой, вот та-ак, – Танела аккуратно поставила ему капельницу, пощелкав пальцем по пакетам с физраствором. – Ничего-ничего, пару дней я тебе выбила. Надо же, как на собаке всё заживает, – она довольно прищурилась и потрепала его загривок. Конрад ткнулся носом в ее коленки, и, забыв об острой боли, прищурился от удовольствия, жадно ловя такие редкие мгновения счастья.

Ну-ну, – она поправила накидку на лежаке, – не шевелись, отдыхай.

Заметив, что Конрад прикрыл глаза, уложив голову на вытянутые лапы, Танела подошла к столу. До конца смены оставалось всего несколько часов, а нужно было еще закончить заключение по Конраду. К утру она должна была представить полный медицинский отчет по состоянию его ран и степени готовности к следующему этапу тренировок.

В углу стола пискнул коммуникатор. Вызов был внешний, и не ответить она не могла. Подумав несколько мгновений, пока телефон не умолкал в ее руке, Танела, всё же нажала кнопку вызова.

«Я просила вас не звонить мне в нерабочее время. Я понимаю, что дело не терпит отлагательств. Да, сейчас он отдыхает, необходимо время, чтобы поставить его на ноги. Нет, повторяю, он пока не готов». – Танела перевела взгляд на отдыхающего волка, и, нахмурившись, приложила телефон к уху. В ответ на тихое бурчание из трубки она механически кивала, местами закусывая губу, а местами, отведя от себя коммуникатор, беззвучно выругивалась.

«Я понимаю вас. Но Джина…Она здесь совсем недавно. Я не готова поручиться за нее. Прекрасно», – она в очередной раз оторвала телефон от уха, и, чертыхнувшись, глубоко вздохнула, пытаясь успокоиться.

«Хорошо, я ускорю подготовку. Конрад? Мне нужно трое суток, не меньше. Или за успех следующих испытаний я не ручаюсь», – она еще несколько минут сидела, бездумно рассматривая телефон, пока, словно очнувшись, не отбросила его в сторону. Очнувшись от мыслей, Танела, перевела взгляд на безмятежно спящее черное чудовище, к которому привязалась словно к ребенку.

«Хрен вам, а не испытания», – зло выругалась она про себя, вспомнив хищные лица комиссии, с циничным интересом рассматривающих ее подопечных, метающихся за клеткой. И острый взгляд генерала, загорелого, стареющего ловеласа, плотоядно ее рассматривающего.

«Нужно подготовить Сверчка и Лютого, без них я не справлюсь. А Джина… Я отправлю ее в лечебный блок, – утвердительно подумала она. – Сбежать оттуда ей не составит труда».

Она еще раз подошла к спящему Конраду и провела ладонью по его голове.

«Отдыхай Конрад. Набирайся сил. Тебя ждет долгая и трудная дорога».

***