Они прибыли в Амстердам поздно ночью, и Гарри заснул, как только голова коснулась подушки. На следующее утро после завтрака стало ясно, что Снейп абсолютно не знал, что с ним делать. Тем более, что они были забиты в одну комнату с двумя односпальными кроватями и крошечной ванной, где дверь в душ застревала в стене, если попытаться открыть ее полностью. Конечно, это было не так красиво, как у госпожи Хетцель, но больше похоже на комнату, в которой останавливаются во время путешествия, и Гарри это нравилось. Он провел большую часть утра, составляя в голове диалоги для голландских передач, которые просматривал. Через какое-то время ему надоело, и он переключился на спортивный канал — дядя Вернон иногда смотрел футбол, так что Гарри немного знал о нем— и вместо этого начал думать о своей жизни.
Для этого он откинулся на кровать так, чтобы видеть потолок, когда смотрит вверх, а когда смотрит направо— Снейпа, сидящего за столиком у окна. В Генте Снейп большую часть времени просиживал на балконе, а теперь он мог сидеть только за этим маленьким столиком; Гарри подумал, что, может быть, тот наблюдает за улицей, чтобы убедиться, что их никто не преследует. Он знал, что если бы это было правдой, Снейп высматривал бы волшебную полицию, которая могла прийти и забрать Гарри в какую-нибудь волшебную тюрьму за то, что он сделал, но ему не хотелось об этом думать. Вместо этого мальчик вообразил, что он пленник Снейпа, и что Дамблдор, Министерство магии и друзья Гарри объединились, чтобы попытаться найти его, только Снейп продолжал обводить их вокруг пальца. Гарри не мог убежать, потому что Снейп забрал его палочку, когда похитил его, и сказал Гарри, что сломает ее пополам, если он попытается. А без палочки Гарри больше не смог бы ни учиться в Хогвартсе, ни быть волшебником — ему придется вернуться к Дурслям и никогда больше не видеть Рона и Гермиону.
Но и сидеть без дела Гарри тоже не собирался. В каждом месте, где они побывали, он вырезал маленькие послания на деревянных каркасах кроватей, словно хлебные крошки, которые, в конце концов, привели его друзей к нему — на самом деле он этого не делал, конечно, он не был вандалом, — а потом, однажды ночью он напоит Снейпа и вытащит его палочку из кармана пальто, пока тот спит.
Он так же не собирался этого делать, но представить себе это было забавно.
— Неужели я интереснее телевизора?
Гарри быстро уставился в потолок.
— Нет, сэр.
Он услышал, как Снейп вздохнул:
—Мерлин, спаси меня от скучающих детей. Что ж, поднимайся. Я предпочёл бы дать тебе несколько котлов на чистку, но, полагаю, мне придется тебя выгулять, или же ты начнешь заниматься своими обычными шалостями.
— Не начну! — сказал Гарри, потому что это была правда, и все, что он делал, — это просто сидел, а Снейп уже завёл свою шарманку.
— Я тебе не верю. Вставай.
Гарри не удивился бы, если бы Снейп действительно похитил его: у него был на это характер. Вероятно, он бы захотел продать его торговцу людьми. Может быть, Снейп ходил и разговаривал с родителями всех своих учеников, делая вид, что речь идет об их оценках, поведении или чем-то подобном, а сам вместо этого выяснял, хорошо ли они справляются с домашними делами. И если бы он спросил Дурслей, то узнал бы, что Гарри многое может делать по дому, и сразу же подумал бы: « О да, идеальный маленький раб для продажи на черном рынке.»
Он думал об этом, пока они шли, переходили мостики, уворачивались от велосипедистов и толп туристов, а небо становилось все темнее и темнее от влаги, накопившейся за дни жары. Амстердам казался уже наполовину залитым водой, каналы врезались в улицу за улицей, и Гарри подумал, что, может быть, это сделало землю влажной и ненадежной, потому что некоторые из самых красивых домов стояли, накренившись друг к другу.
Примерно через час у Гарри начали болеть ноги. Он никогда не ходил так много с мисс Хетцель, еще и в таком безжалостно быстром темпе, и теперь он думал, что Снейп, вероятно, пытался его утомить.
Он почувствовал облегчение, когда они натолкнулись на площадь, полностью покрытую будками, ларьками и людьми, и были вынуждены значительно снизить скорость.
— Держись ближе, — приказал Снейп с явным недовольством.
Гарри никогда не видел такого большого рынка. Он следовал за Снейпом мимо прилавков, битком набитых сумками, антикварными часами, драгоценностями, книгами, виниловыми пластинками и карикатурами на знаменитостей. Запахи сами по себе были ошеломляющими: пот и дождь, пиво и масло. Запахи мчались на него со всех сторон, вынуждая сморщить нос, пытаясь удержать их.
Мужчина у одного из продуктовых киосков выкрикнул что-то, чего Гарри не понял, а затем снова выкрикнул по-английски:
— Свежая селедка! Хочешь свежей селедки? Приходите попробовать, амстердамский деликатес!
Свежая селедка, вероятно, пахла хуже всех: здоровая, соленая, покрытая луком и маринованными огурцами, и…
— Она сырая, — сказал Гарри вслух, потому что было важно, чтобы Снейп знал об этом.
— Чудесно, — сказал Снейп. — Возьму для мальчика.